И, будто издалека, увидел, что Мишель де Нострадамус пришел в себя, замер, посмотрел на него и коротко улыбнулся.
— Хорошо. Дело сделано. Я выполнил свою часть сделки. А теперь я хочу задать вам вопрос, который, возможно, покажется вам странным. Вы целитель или хирург?
— Я только целитель. Я не имею ничего общего с брадобреями, отворяющими кровь, и теми, кто работает ножами.
— И тем не менее вам понадобятся кое-какие знания. У меня дома есть монография доктора Джованни да Виго, который был хирургом самого Папы, а также несколько работ мавра аз-Захрави, которого вы наверняка знаете как Абулкасиса. Я считаю, что он лучше остальных сумел соединить медицину, хирургию и астрономию. Вы говорите по-испански?
— Да. Во время обучения я провел полгода в Кадисе, где изучал приемы мавританских врачей.
— В таком случае у вас уже есть основа для того, чему я собираюсь вас научить. Великолепно.
Нострадамус поклонился, и Оуэн снова увидел верхушку его шапочки.
— Для того чтобы отправиться в путешествие, сейчас слишком жарко, а в Париже будет объявлен траур по юному принцу. Вы не сможете покинуть город по меньшей мере десять дней. Если вы придете ко мне завтра в шесть часов утра, я дам вам две книги, о которых говорил, и вы сможете прочитать их в моем присутствии, задавая мне любые вопросы. После этого вы будете знать достаточно для того, чтобы делать операции, если возникнет необходимость. Главным образом вы будете изучать ампутации.
У двери он повернулся, и Оуэн заметил, что глаза его по-прежнему черны.
— До завтра. Я оставляю вас наедине с вашим живым камнем. И желаю вам успеха в вашем предприятии. От вас зависит судьба миров и людей.
ГЛАВА 4
Гора Инглборо, Йоркшир-Дейлс
Май 2007 года
Стелла хотела вернуться в пещеру, но спасатели ее не пустили.
Она добралась до машины в восемнадцать минут четвертого. К половине она сняла свой костюм и переоделась в шорты и чистую футболку, протерла руки и лицо влажной салфеткой, выпила половину бутылки воды, а остальное вылила себе на голову, затем нашла место, скрытое от дороги, чтобы облегчиться, съела бутерброды с сыром и томатом, которые слегка закисли после целого дня на солнце, но Кита так и не было. Она позвонила ему на мобильный телефон.
Без четверти четыре, когда он ей не ответил, она позвонила в отель, колледж Бидз в Кембридже и двум его лучшим друзьям, с которыми познакомилась в Северном Йоркшире и которые не должны были запаниковать. Она сказала всем, что не может его найти. Она не стала говорить про череп и охотника за драгоценностями.
В половине пятого, несмотря на то что солнце еще пригревало ей спину, у нее были такие ледяные руки, что она едва могла удержать мобильный телефон. В конце концов она позвонила в полицию, а те вызвали спасателей-спелеологов. Тут же я вился большой отряд — двенадцать мужчин и женщин, живших ради возможности спуститься под землю.
Их было много, и в высшей степени квалифицированных, к тому же они привезли с собой кучу самого разного оборудования: коротковолновые радиоприемники, клинометры, приспособления для спуска и подъема, блоки и вороты, веревки, компасы и карты всего комплекса Белых скал, рядом с которыми ее нарисованная от руки карта выглядела детской мазней.
Однако они были спелеологами и знали, что она принадлежит к их числу, поэтому сочувствовали ей и старались быть помягче.
— Это хорошо… правда хорошо. Мы работали здесь в ноябре, и это было ужасно. Вполне понятно, как он мог свалиться в том узком проходе.
— А проползти по этому уступу… просто фильм ужасов… нам следовало его закрыть, когда мы увидели его в первый раз. Он пошел туда, да?
— Глубина не меньше четырехсот футов. Он ведь там упал? В том месте?
— Внизу вода. Он мог остаться в живых…
— Вы считаете, что в стене есть проход? Правда? И настенные рисунки в пещере? Может, завтра сходим посмотреть. Разумеется, вы будете считаться первооткрывательницей, но мы составим подробную карту. Энди! Где Энди? Кто-нибудь видел…
— Хорошо, что вы не были связаны веревками. Это правильно. Это было вот здесь, в проходе, да?
— Я не знаю!
Эхо ее крика пронеслось над горами. Следом воцарилась мертвая тишина. Стелла чувствовала, как они обмениваются взглядами у нее за спиной, как закатывают глаза, а в следующее мгновение они занялись делом, собрали свое оборудование, переговариваясь при помощи сигналов, которые подавали руками и глазами.
Они оставили ее на попечение молодой женщины, сержанта полиции, которая держала в руках радиоприемник и задавала правильные вопросы. И все это время камень-череп лежал в ее рюкзаке, сияющий, точно молния, и нашептывал ей бесконечные предупреждения.
Из-за него, из-за его настойчивого шепота она рассказала полуправду и не стала говорить, чем закончилось их приключение. Ради камня и Кита, рискнувшего жизнью, а еще из-за опасности, которая была реальной, и она не знала, может ли сейчас чувствовать себя защищенной.
Из-за всего этого она не сказала, что они делали в пещере и что там нашли, не сообщила, что их преследовали, что они разделились и что она не имеет ни малейшего представления о том, где он упал и упал ли вообще, потому что находилась слишком далеко позади; она только предположила, где это могло случиться, и молила Бога, чтобы ошиблась.
— Мы проведем там час. Может быть, чуть больше. Вам нужно перекусить, хорошо?
Неопреновая рука похлопала ее по плечу. Полдюжины лиц наградили улыбкой и отдали себя во власть мрака ради нее и ради глупой лжи. Она улыбнулась в ответ, стараясь выглядеть не слишком испуганной, и отправилась к своей машине.
— Миссис О'Коннор?
К ней направлялся другой полицейский — высокий мужчина в плоской шляпе и более впечатляющей форме, чем у молодой женщины, которую она оставила у входа в пещеру. Он вышагивал по склону и возбужденно размахивал руками.
— Миссис О'Коннор…
Среди папоротника паслись овцы; ярочки и ягнята с длинными хвостами резвились, забыв о сочной траве. В голубом небе пронесся канюк. Камень пропел высокую ноту, предупреждая об опасности, как это было в пещере.
Стелла спросила себя, не сходит ли она с ума, и наклонилась, чтобы заглянуть в зеркало машины и убедиться, что она все та же женщина, которая проснулась сегодня утром с переполняющей сердце радостью. На нее смотрело ее собственное лицо, худое, с резкими чертами и таким количеством веснушек, что его никто не назовет изысканным, а сейчас на коже еще к тому же была грязь в тех местах, где она не стерла ее салфетками, и уродливые красные полосы, а под глазами залегла синева, говорившая об усталости. Призрак Кита поцеловал ее волосы. «Прекрасная женщина, я люблю тебя, в каком бы количестве грязи ты ни извалялась».
