«…Новость о том, что в деле наступил перелом, не вызвала большого оживления в Холкомбе, поселке, расположенном в полумиле от дома Клаттеров. Но в целом горожане в количестве двухсот семидесяти человек почувствовали облегчение…»
Молодой фермер вскричал:
– Облегчение! Вчера ночью, когда об этом сказали по телевизору, моя жена знаете что сделала? Разревелась, как маленькая.
– Тихо, – сказала миссис Клэр. – Тут про меня.
«…И почтмейстер Холкомба миссис Миртл Клэр сказала, что местные жители рады тому, что дело раскрыто, но некоторые из них до сих пор считают, что в нем могут быть замешаны и другие люди. Она говорит, что многие до сих пор запирают двери на засов и держат ружья наготове…» Миссис Хартман засмеялась:
– О Мирт! – воскликнула она. – Кому ты все это наговорила?
– Репортеру из «Телеграм».
Мужчины, которые хорошо знают миссис Клэр, обращаются с ней так, как будто она тоже мужчина. Фермер хлопнул ее по спине и сказал:
– Черт возьми, Мирт. Ну и дела, дружище. Ты что же, думаешь, что кто-то из нас приложил к этому руку?
Разумеется, именно так миссис Клэр и думала, и хотя обычно ее мнение никто не разделял, на сей раз она была не одинока, поскольку большинство жителей Холкомба, прожив в течение семи недель среди сплетен и слухов, взаимного недоверия и подозрений, похоже, были разочарованы тем, что убийцей оказался кто-то со стороны. В самом деле, значительная часть жителей поселка отказывалась верить тому, что во всем виноваты какие-то два незнакомца, два пришлых грабителя. Как сказала миссис Клэр, «может, это и их рук дело, этих парней, но тут все не так просто. Погодите. Когда-нибудь они докопаются до сути, и тогда-то уж мы узнаем, кто за всем этим стоит. Кому Клаттер перешел дорогу. Кто был мозгом».
Миссис Хартман вздохнула. Она надеялась, что Мирт заблуждается. Миссис Хелм сказала:
– А я надеюсь, что их запрут покрепче. Не очень-то весело знать, что они совсем рядом.
– О, я не думаю, что есть о чем волноваться, мэм, – сказал молодой фермер. – Сейчас эти парни нас с вами боятся больше, чем мы их.
Аризона. Край ястребов, гремучих змей и высоких красных скал. По шоссе, пересекающему полынные склоны Столовых гор, мчатся две машины. За рулем головной машины – Дьюи; рядом с ним Перри Смит, на заднем сиденье Дунц. На Смита надеты наручники, соединенные короткой цепочкой с ремнем безопасности. Это приспособление настолько ограничивает его движения, что он не может закурить без посторонней помощи. Когда он хочет сигарету, Дьюи приходится ее раскуривать и вставлять ему в рот. Детективу неприятно это делать, для него это слишком интимное действие – из тех, какие он совершал, когда ухаживал за своей женой.
В целом задержанный не обращает внимания на своих конвоиров и на их периодические попытки подхлестнуть его с помощью выдержек из записанного на магнитофон признания Хикока: «Он говорит, что пытался тебя остановить, Перри, но не смог. Говорит, что боялся, что ты его тоже застрелишь», и «Да, сэр Перри. Во всем виноват один ты. Сам Хикок, если ему верить, и блохи на собаке не обидит». Все это – во всяком случае, на первый взгляд – Смита совершенно не волнует. Он продолжает рассматривать пейзаж, читать дурацкие стишки и считать скелеты койотов, украшающие ограды ранчо.
Дьюи, не ожидая никакой особенной реакции, говорит:
– Хикок нам сказал, что ты прирожденный убийца. Говорит, тебе убить – раз плюнуть. По его словам, однажды в Лас-Вегасе ты убил одного цветного велосипедной цепью. Забил его до смерти забавы ради.
К удивлению Дьюи, задержанный ахнул. Перри крутанулся на месте, чтобы посмотреть через заднее стекло на второй автомобиль и заглянуть внутрь: «Крутой парень!» Потом повернулся обратно и уставился на темную полосу пустого шоссе.
– Я думал, это все ваши штучки. Я вам не верил. Значит, Дик проболтался. Крутой парень! Да, просто кремень. Не обидит и блохи на собаке. Только задавит собаку, и все. – Он сплюнул. – Я не убивал ниггера.
Дунц ему поверил; просмотрев все папки с нераскрытыми убийствами в Лас-Вегасе, он выяснил, что по крайней мере этого преступления Смит не совершал.
– Я никогда не убивал никаких черномазых. Но Дик думал, что это правда. Я всегда знал, что если мы когда-нибудь попадемся, если Дик когда-нибудь расколется, то он и о ниггере растреплет. – Он снова сплюнул. – Так, значит, Дик меня боялся? Это забавно. Я удивлен. Только он не знает, что я едва его не застрелил.
Дьюи раскурил две сигареты, одну для себя, другую для задержанного.
– Расскажи нам об этом, Перри.
Смит затянулся, закрыв глаза, и объяснил:
– Я просто думаю, хочу вспомнить, как все было. – Он надолго замолчал. – Все началось с письма, которое я получил, когда был в Буле, штат Айдахо. Тогда был сентябрь, а может, октябрь. Письмо было от Дика. Он писал, что скоро разбогатеет. Что ему подфартило. Я ему не ответил, но он написал снова и уговаривал меня приехать в Канзас и войти в долю. Он никогда не уточнял, что это за «фарт». Просто говорил – «верняк». Теперь я могу сказать, что у меня была другая причина вернуться в Канзас приблизительно в это же время. Это мое личное дело, и я о нем умолчу – оно не имеет отношения к убийству. Только если бы не это, я бы туда не поехал. Но я поехал, и Дик встретил меня на автобусной станции в Канзас-Сити. Мы отправились на ферму к его родителям. Но они не хотели, чтобы я там оставался. Я очень чувствительный; обычно я знаю, что люди чувствуют. Вот вы, например, – он имел в виду Дьюи, хотя и не посмотрел в его сторону. – Вам неприятно раскуривать для меня сигарету. Но это ваша работа. Я вас не виню. Не больше, во всяком случае, чем мамашу Дика. На самом деле она очень славная. Но она знала, кто я такой – друг из колонии, – и не хотела, чтобы я оставался в ее доме. Господи, да я был только рад переехать в отель. Дик отвез меня в Олат. Мы купили пива, отнесли его в номер, и тогда Дик рассказал, что у него на уме. Он сказал, что после того, как я вышел из Лансинга, он сидел вместе с одним парнем, который когда-то работал на богатого фермера в западном Канзасе. Мистера Клаттера. Дик нарисовал мне план дома Клаттера. Он знал, где что находится – двери, коридоры, спальни. Он сказал, что одна из комнат нижнего этажа используется в качестве кабинета и там есть сейф, вделанный в стену. Он сказал, что мистеру Клаттеру этот сейф нужен потому, что у него всегда на руках крупные суммы наличных. Не меньше десяти тысяч долларов. План состоял в том, чтобы обчистить сейф, а если нас кто-нибудь увидит, прикончить свидетеля. Дик, наверное, миллион раз говорил: «Никаких свидетелей». Дьюи сказал:
– И сколько, он думал, окажется этих свидетелей? Я имею в виду – сколько человек он ожидал застать в доме Клаттера?
– Я тоже хотел это выяснить. Но он и сам точно не знал. По крайней мере четверых. Возможно, шестерых. Надо было учитывать, что могут быть гости. Он считал, что мы должны быть готовы справиться с дюжиной.
Дьюи застонал, Дунц присвистнул, а Смит, улыбнувшись бледной улыбкой, добавил:
