— Честная сделка? — Билли захохотал. — Да в этой склянке в худшем случае серная кислота, а в лучшем — микстура для беременных женщин, к тому же я слишком давно и хорошо знаю твои змеиные повадки, чтобы поверить в историю о неожиданной благотворительности.
Старик с видом оскорбленного достоинства хотел было что-то возразить, но толстяк опередил его.
— Хотя, — протянул он задумчиво, — если ты попробуешь эту чудо-настойку и не подохнешь мгновенно, то, возможно, в конечном итоге мы сможем договориться.
Колдуну эта идея явно не понравилась, но время поджимало, поэтому он молча открыл флакон, скривился и сделал большой глоток. Слезы выступили на его мгновенно помутневших глазах, но старик шумно выдохнул, перевел дыхание и, вымученно улыбаясь, прохрипел заметно прерывающимся голосом:
— Отлично себя чувствую, просто заново родился.
Как я успел уже заметить, у всех без исключения здесь было чувство юмора.
— Что-то мне не нравится твое лицо, в нем стало слишком много зеленого цвета. — Билли сдерживал смех, чтобы сыграть еще пару актов этой комедии, от души веселясь шутке, которую он провернул с доверчивым колдуном.
Я почему-то сразу понял, что он с самого начала не собирался пить эту дрянь, но, видимо Компот еще питал какие-то иллюзии. И теперь с цветом лица у него действительно были проблемы. Вероятно, старик не рассчитал свои силы, хватанув лишку этой гадости.
— Не копай могилу ближнему своему, — нравоучительно произнес Билли, подводя итог неудавшемуся эксперименту.
— А то можешь упасть туда сам, — вставил я.
— Устами младенца глаголет истина, — согласился толстяк.
— Одним словом, старость не радость, — подытожил я.
На Компота наш обмен афоризмами почему-то не произвел должного впечатления, казалось, он уже ничего не соображает, но последнее слово все же осталось за ним.
— Билли, я выполнил свою часть договора, нам надо торопиться, — прохрипел колдун. — «Зона стертых изм...». — Тут ноги его подкосились, и старик очень натурально рухнул на мостовую и потерял сознание, а может быть, даже помер.
Это было так романтично и так отдавало дешевой мелодрамой, что я его почти пожалел, но тут толстяк закончил фразу:
— «Зона стертых измерений» — это абзац нам всем.
— А как этот абзац выглядит? — спросил я. Меня действительно терзало любопытство, и это несмотря на то, что из-за обильной потери крови я уже вполне уверенно стоял одной ногой на краю могилы.
На этот раз мне повезло: Билли уже никуда не торопился и поэтому решил ответить на все мои вопросы.
— Это выглядит так, что наши энергетические оболочки стираются из данной реальности.
— Ну и что? — не совсем понял я.
— А то, — терпеливо, как маленькому ребенку, начал объяснять он, — что руки твои вынырнут где-нибудь в Энвере, ноги поедут в Проллу, а голова если и останется здесь, то вполне может переместиться в другое измерение, потому как эффект этот еще до конца не изучен и применяется в основном на таких добровольцах, как мы с тобой.
Все это звучало достаточно мрачно.
— Войну между кланами магов можно пресечь только такими решительными мерами, — продолжал Билли. — Старик, наверное, слишком давно не был в этом измерении и совсем позабыл местные нравы — нельзя швыряться магией в районе, где одна сторона улицы принадлежит одной группировке, а вторая — их заклятым врагам. Правительству понадобилось бы слишком много сил и энергии, чтобы подавить беспорядки, которые стихийно могли перекинуться на другие районы, и тогда уже все окрестности напоминали бы развороченный улей. Поэтому они просто используют полусырую технологию «Стертых измерений», не обременяя себя угрызениями совести по поводу невинных жертв.
— Насчет невинных жертв — это он очень подметил, — вмешался внутренний голос.
— Но мы же можем сдаться? — перебил его я.
— Можем, если за оставшиеся двадцать-тридцать секунд добежим до первого шамана, блокирующего этот район. Но, по моим прикидкам беспорядки охватили порядочную территорию, а мы, к сожалению, находимся почти в центре зоны. Так что бежать надо мили две или три, не меньше, а ты забываешь, что мы вообще не можем двигаться. Да к тому же вряд ли вообще правительство захочет обременять себя пленными. С ними всегда слишком много возни и абсолютно никакого толка.
— А почему? — хотел было спросить я, но время, отпущенное нам, уже истекло.
Раскаленное солнце прямо на глазах начало разваливаться на куски, брызгая во все стороны огненными стрелами пылающих протуберанцев, а небо, усеянное обломками звезд, стало неумолимо падать на наши несчастные головы, стремительно увеличиваясь в размерах. И за мгновение до того, как оно достигло земли, большая душная тень проглотила и меня, и вообще все, что еще оставалось в этом абсурдном мире.
Я даже не успел как следует испугаться, а затем...
Затем наступил самый настоящий конец света.
А те, кто остался в живых, стали завидовать мертвым.
Глава 6
В этот кровавый день, длившийся, казалось, целую вечность, для меня уже стало доброй традицией сначала терять сознание, а потом возвращаться к жизни лишь для того, чтобы мучиться, страдать — и снова мучиться, и снова страдать. А в перерывах между забегами этого марафона садомазохизма с непонятным упорством цепляться за жизнь со всей неукротимой энергией, на которую только способен молодой растущий организм, не отягощенный всей этой чередой пороков и вредных привычек, ставших вполне обычной приметой нашего сумасшедшего времени.
На этот раз, после того как я пришел в себя, первой моей мыслью было: «Лучше бы я сегодня не просыпался вовсе. Или вообще лучше бы меня убили маленьким. Или — чем так жить — лучше сразу сдохнуть. Или...»
Впрочем, остальные мысли были в таком же духе, и описание их заняло бы слишком много времени, которого у меня и так уже почти не осталось.
Что интересно, на этот раз я очнулся не без помощи нескольких ведер воды, вылитых на меня парой душегубов, которые, как потом объяснили мои товарищи по несчастью, являлись по совместительству уборщиками, стражами порядка и бригадой первой помощи по приведению в чувство несчастных узников этого образцово-показательного учреждения. Не знаю, как у них обстояли дела со всем остальным, но последний пункт у этих ярко выраженных дегенератов был коронным номером. Быстро и слаженно привести в себя человека, уже почти наполовину остывшего, — согласитесь, для этого нужен как минимум талант, а как максимум — очень много воды.
Как только я прорвался сквозь кроваво-мутный туман, застилающий глаза, и издал первый надрывный стон боли, эти милые ребята прекратили поливать меня, будто грядку с помидорами, после чего удалились с чувством глубокого удовлетворения от прекрасно выполненной работы.
Более или менее придя в себя и отрегулировав резкость в глазах, которые еще некоторое время упорно выдавали вместо четкой картинки цветные круги и мутные пятна, я обнаружил, что лежу в большой луже на грязном холодном полу помещения, почему-то больше смахивающего на темную сырую камеру, чем на светлую больничную палату. Рядом стонал престарелый Компот, а не суетилась молоденькая улыбающаяся медсестра с полным набором необходимых препаратов для поддержания жизнедеятельности моего несчастного изможденного организма. И дополнял компанию старина Билли. Причем если в нас с колдуном лампада жизни еле-еле теплилась, то толстяк находился чуть ли не на пике своей физической формы. По крайней мере, румяное лицо и сухая одежда наглядно свидетельствовали о том, что садовникам не пришлось приводить его в чувство при помощи своего фирменного поливочно-грядочного метода.
