По большому счету мне было абсолютно наплевать, что случится с заикающимся похитителем людей, потому что такая экстравагантная работенка рано или поздно приводит к закономерному концу. И сам обладатель плохих манер наверняка знал об этом, когда выбирал профессию. Единственное, что меня беспокоило,— последствия. Действовать так бодро и решительно, как это обычно делал Гарх, привлекая всеобщее внимание, в таком неспокойном месте было, по-моему, не совсем разумно.
Я еще пытался
[40]
всем видом показать с трудом сдерживающемуся телохранителю, что ничего страшного не происходит и не надо чересчур Драматизировать ситуацию, раздувая небольшую ссору до размеров грандиозного скандала, но было уже поздно. Он принял окончательное решение.
Вероятно, мой новый поводырь это тоже понял. По крайней мере, одного взгляда в горящие безумием, бездонные, словно врата ада, зрачки Гарха ему хватило, чтобы оценить свои шансы.
— Я ухожу, а Дрот, пожалуй, еще посидит некоторое время на шее юноши,— предложил он. — Да, кстати, чуть не забыл,— пробормотал скороговоркой хозяин крысы, которую я только сейчас заметил.— В когтях и жале моего маленького любимца достаточно яда, чтобы отправить на тот свет всех посетителей этого кабака. Так что настоятельно рекомендую обращаться с ним поосторожнее во время моего непродолжительного отсутствия.
— До тебя, наверное, не дошел смысл моего предложения,— еще нежнее прошептал Гарх, судя по всему, уже перешедший грань, за которой мосты сожжены и возврата быть не может.— Я могу повторить еще раз...
Именно эта последняя фраза своей интонацией ясно показала мне, что ни моя смерть, ни смерть целой вселенной, ни, тем более, какая-то крыса на моем плече, не смогут остановить Гарха.
— Постойте, постойте! — с огромным трудом произнося каждое слово, вклинился я в их живой диалог, чувствуя, что еще немного — и ситуация окончательно выйдет из-под контроля.— Давайте все спокойно обсудим...
— Конечно,— проворковал мой напарник, в голосе которого звучал окончательный приговор.— Давайте все спокойно обсудим, я обеими руками «за».
— Боюсь, у него окончательно сорвало крышу,— подвел неутешительный итог переговорам внутренний голос.
— Пора бы уже...
В воздухе прошла едва заметная рябь, и каким-то шестым чувством я почти физически ощутил приближение толденов...
— Тол...— открыл было я рот, но тут, совсем не вовремя, за спиной Гарха появился очередной персонаж этого сплошного кошмара.
Мерзкое существо, не знавшее в жизни ничего, кроме закона тупой силы и кратковременных удовольствий, купленных за деньги, появилось на моем и без того не слишком безоблачном горизонте, в первый и последний раз в жизни попытавшись пересечь наш фарватер.
— Так, и что это мы здесь делаем? — игриво поинтересовалось оно и вытащило из-за пояса огромный даже по местным меркам тесак.
Самое скверное заключалось в том, что этот дегенерат был не один — рядом весело скалилась компания его единомышленников, видимо, мнящих себя отчаянными головорезами.
— О боже! Сейчас ведь опять начнется! — глухо, с надрывом, проскрипело мое издерганное подсознание.
— Мы...— только и успел прохрипеть я, собираясь хотя бы ненадолго оттянуть неизбежную конфронтацию, но разговора не получилось.
Весь этот балаган затевался лишь для того, чтобы как можно веселее произвести небольшое кровопускание, поэтому, чтобы не портить праздник, наша команда приняла правила игры — и все получили что хотели.
Гарх ориентировался на звук голоса, поэтому удар явился полной неожиданностью даже для меня, несмотря на то что с самого начала я знал: любезным обменом информацией дело не закончится.
Гарх ударил с полоборота, и не в меру любопытный хозяин тесака бесславно закончил свою карьеру лихого разбойника, развалившись на две половинки — по вертикали.
Лезвие клинка Апокалипсиса было настолько тонко, что, уже будучи разрезанным, несчастный успел произнести начало слова «уре...» и только затем — из-за движения губ — лопнула хрупкая связь, удерживавшая тело в целости. Левая часть тела отделилась от симметричной правой и, извергая фонтаны крови, рухнула на пол.
— О-о-о,— в очередной раз только и смог выдавить из себя я, понимая, что как ни старайся, эксцессов избежать уже не удастся.
— Да, действительно нехорошо получилось,— в унисон мне еще успел отметить внутренний голос.
— Друзья мои, простите, но мне пора,— во внезапно наступившей тишине неожиданно громко произнес хозяин крысы, видимо, решив, что для него на сегодня впечатлений довольно.
Подслеповатый суфлер перевернул очередную страницу книги судеб.
— Действительно, и нам тоже,— извиняющимся тоном промычал я (проклятая удавка не позволяла нормально говорить), обращаясь неизвестно к кому.— В общем, мы, наверное, пойдем.
Предательский меч, с чудовищной силой вонзенный сзади в незащищенную шею Гарха, пробил ее навылет, с хрустом выйдя из горла на несколько дюймов. Мгновение назад там ничего не было, а теперь из кадыка моего и без того не совсем нормального друга торчало остро заточенное лезвие какой-то железяки
[41]
, с острия которой сочилась черная, тягучая, как смола, слизь.
«Да, не зря он так переживал насчет своего состояния»,— мимоходом отметил про себя я.
— Большая ошибка,— отчетливо и внятно, почти по слогам, чтобы не только нападавшему, но и всем остальным была понятна мотивация его не совсем гуманных дальнейших поступков, произнес Гарх, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов и широко, по-дружески улыбнулся.
У меня в голове прозвенел первый звонок.
Внезапно откуда-то налетел сквозняк, и в воздухе повеяло могильной сыростью. К первому робкому звоночку присоединился еще один. Кто-то, не удержавшись, истерично захохотал. Это послужило сигналом бить во все колокола.
Один или два стола в дальнем углу опрокинулись. Я почему-то подумал, что все это не к добру, после чего машинист еще успел дать прощальный гудок, заглушивший очередной предсмертный хрип, а затем паровой котел локомотива, не выдержав перегрузки, все-таки взорвался, и наш поезд стремительно полетел под откос, на встречу с дном пугающе бездонной пропасти.
Интермедия
КОЧЕГАРЫ
Стучат колеса, бежит, уходя вдаль, железная дорога неведомого мира неведомого измерения. Мчится поезд с боеприпасами на помощь осажденному городу. Торопится успеть, пока не сомкнулось кольцо окружения. В кабине паровоза жарко, как в самой преисподней, весело гудит огонь в жерле ненасытной топки, с каждым километром пожирающей все больше и больше угля... Чумазые веселые кочегары, оказавшиеся в этом месте по прихоти сумасшедшего волшебника, считающего себя заправским режиссером, неспешно ведут беседу.
