Он не дал мне возможности ответить: мы тут же встали из-за стола и пошли в «Империал», а позже мне показалось неправильным снова поднимать эту тему. Я бы сказал ему, что он ошибается насчет мистера Элингтона, однако, шагая по Маркет-стрит, я с горечью сознавал, что Никси вполне прав, особенно если смотреть на дело с точки зрения лондонского начальства. Чтобы положить конец своим терзаниям, я спросил его о миссис Никси. Он непринужденно ответил, что его супруга прекрасно себя чувствует и весело проводит время неизвестно где.
— Мы не висим друг у друга на шее, как принято здесь, — добавил Никси. — Мы можем отдыхать и вместе, и порознь — по обстоятельствам. Кажется, сегодня она собиралась в театр с этим вашим писакой… Керри.
— С Беном Керри? — удивился я.
— Ну да. А что такого?
— Ну… не знаю. Вроде бы он практически обручен с одной из сестер Элингтон. С Евой, если помните — такая хорошенькая блондинка.
— Неужели? — В голосе Никси проскочила и сразу исчезла резкая нота. — Что ж, я его понимаю, выглядит она сногсшибательно… Впрочем, отчего бы им не пойти в театр? Элеонора любит театр, а я терпеть не могу — мне подавай водевили. Будем надеяться, что эта девица Элингтон не начнет ревновать. А то моя женушка может и разозлиться. — Он засмеялся. Я надолго запомнил этот смех.
Я так часто ходил в «Империал» и сохранил столько ярких, но разрозненных воспоминаний о тех концертах, что практически ничего не помню о выступлении того вечера. Я полностью увлекся происходящим, чего нельзя было сказать о моем спутнике: он лишь смотрел пустыми глазами на сцену и почти не слушал. Я вообще люблю отдаваться развлечениям, выжимать из них все, что можно, тем самым выражая свое уважение к выступающим; если же шоу не стоит и столь малого усилия, я обычно покидаю зал. Никси же, казалось, вообще не мог полностью увлечься чем-либо. Он то и дело отпускал комментарии, озирался по сторонам или норовил удрать в бар. Это меня раздражало, поскольку, хотя выступление меня и захватило, я постоянно чувствовал рядом присутствие Никси и не мог его игнорировать. Я решил, что не гожусь ему в спутники и никуда больше с ним не пойду.
В финале, как обычно, включили старый мерцающий биоскоп — о как бы я удивился, если б кто-нибудь сказал мне, что долгие годы я буду писать сценарии для его собрата! Никси шепнул: «Ну, пошли отсюда. Смотреть все равно уже не на что, зато хоть выйдем спокойно, без толкучки». Мы покинули полный дыма зал и очутились посреди огромной и безмятежной летней ночи.
— Недурно, очень недурно, — сказал он. — Видал я и похуже. Не хочешь ли заглянуть ко мне и пропустить стаканчик? Мы тут рядом живем, в пяти минутах. Сняли комнаты в одном из здоровенных старых особняков на Леггетт-лейн.
Я сказал, что должен поймать последний трамвай, но поблагодарил за приглашение и вообще за прекрасный вечер, после чего быстрой и легкой походкой удалился. Домой я все равно пошел пешком: хотелось подышать воздухом и размяться. Пока я шел по царственным и нежным ночным улицам, половина моего разума, еще не одержимая мрачными тайнами, была занята мыслями о Никси. В нем не было ничего откровенно дурного, однако, что бы он вам ни предлагал — в своей щеголеватой и приятной манере, — все представлялось каким-то порочным или неправильным. Мысли его витали; он словно был повернут к вам лишь единственной тонкой гранью своей души. Его глаза ничего не говорили. И если его душа была в каком-то другом месте, то где? И что там творилось? Загадка.
Тут я усилием воли заставил себя вернуться в гостиницу «Ройял оушен» и вспомнил, что внизу играет в бридж или все еще ведет пустую беседу с Элизабет некий пожилой господин, лорд Харндин — тот самый Малькольм Никси, что угостил меня ужином в «Маркет-гриле» и сводил на концерт в «Империале». Мною завладело желание броситься вниз, вывести его из бара, приволочь сюда или вытащить в холодную мокрую ночь и сказать: «Сейчас — конец лета 1913 года, мы только что покинули „Империал“, и я отверг ваше приглашение в гости, весьма лестное для юноши моего возраста. И вот вы идете домой один, думая… О чем? Что вы чувствуете? Дайте мне взглянуть на вас, увидеть вашу суть — хотя бы в те пять минут, и больше я не задам вам ни единого вопроса. Отвечайте, Никси, черт вас дери!» Разумеется, ничего подобного я не сделал. Я снова закурил трубку, походил пару минут по комнате, а затем вернулся в Браддерсфорд и лето 1913-го, последнее лето эпохи.
Что тогда происходило с Элингтонами? Мне пришлось изрядно покопаться в памяти. Наконец я вспомнил: была пора каникул и отпусков, Оливер уехал куда-то с однокурсниками, Бриджит исчезла с подругами из музыкальной школы, а Еву я почти не видел — ей тем летом нездоровилось. Я и сам уехал на две недели в Силвердейл с тетей и дядей, где они сняли меблированный домик, окна которого выходили на устье реки и безграничные песчаные пляжи. Вместе с нами в доме поселилось семейство дородного и серьезного мистера Блэкшоу: миссис Блэкшоу, неукротимая и неопрятная дама с рыжими волосами и веснушками; их сын, мой ровесник, неохотно покинувший на лето технический колледж, где он лелеял свою страсть к электротехнике (мы с ним невзлюбили друг друга с первого взгляда — к вящему разочарованию его матушки и тети Хильды); венчала же это сомнительное сборище девятилетняя девчушка с совершенно неподходящим именем Лаура, в которой объединились серьезность отца и рыжая неукротимость матери. Она бегала за мной, как хвостик, и угощала липкими конфетами. (В дождливые дни мне приходилось играть с ней в настольные игры.) Несомненно, мы проводили время с большой пользой для здоровья (в чем клятвенно уверяла меня тетя Хильда), однако в семействе Блэкшоу никакого волшебства я не видел. Впрочем, настала середина сентября, и разъехавшиеся по всему свету Элингтоны возвращались домой.
На следующий день после нашей встречи с Никси я отправился в испытательный центр; сбежав по темной лестнице к выходу из конторы, за стенами которой царил яркий золотой полдень, я едва не сшиб с ног Бриджит Элингтон, загорелую и оттого похожую на зеленоглазую цыганку.
— Вот это да! — с восторженной улыбкой воскликнул я. — Ты вернулась! Очень рад. Мистера Элингтона еще нет.
— Знаю, — с достоинством ответила она, словно за время каникул очень повзрослела и твердо решила мне это доказать. — Между прочим, я пришла не к нему, а к тебе.
— О… надо же! Ну вот он я, Бриджит. — Представляю, какой радостный и глупый у меня был вид.
— Да что с тобой? Чего ты разулыбался? — строго спросила она. — Надо мной, что ли, смеешься?
Я заверил Бриджит, что просто вышел из душного темного офиса на яркое солнце да еще вдруг встретил ее — все это самым естественным образом вызвало у меня улыбку.
— Ну хорошо. Помнишь того странного господина, с которым мы познакомились на Рождество у мистера Экворта? Ну, который блестяще играл на рояле? Мистер Литон? Так вот, мы с Оливером сегодня идем к нему в гости — я буду играть, — и мы решили тебя тоже пригласить. Не хочешь — не иди, — высокомерно добавила она. — Но мистер Литон сказал, чтобы мы тебя позвали, и Оливер был «за». Встречаемся там около половины девятого. Вот адрес.
