– Мы поставляем вам достаточное количество двигателей, но, исключительно в знак проявления наших теплых и глубоко дружеских отношений, готовы увеличить поставки на десять процентов. Мой уважаемый Абдель.
– Мы, вероятно, не сможем…
Нет-нет, это уже никуда не годится. А что папа скажет на такой исход переговоров.
– К огромному сожалению, в связи с перебоями в электроснабжении, – Мортенс на дал договорить эмирскому отпрыску, сделав вид, что не расслышал его слов, – не исключено, что нам придется резко снизить количество производимых машин. А про электронные узлы тут и упоминать не стоит. Сами понимаете, дорогой Абдель, что об экспорте в таких условиях не может идти и речи.
– Я могу считать нашу договоренность о десяти процентах окончательной? – Тон резко сменился. Скорее полон страха, а не раздражения.
Ну что ж, значит, договорились.
– Разумеется, милейший Абдель. И речь пойдет только о продукции самого высокого качества.
Мир раскололся на куски, скрепленные тонкими ниточками. Разрушены заводы, остановились атомные станции, не работает сеть… И это только основные проблемы. В Эдинбурге все еще на так плохо – привычные инфраструктуры сохранились почти полностью. Одна беда: без электричества ничего не желает работать. А собственных электростанций у Анклава нет. Разве что пара небольших реакторов в Университете и Thunderhall, но их мощности с трудом хватало на те цеха и лаборатории, в которых они находились. Анклав задыхался, попав в энергетический коллапс. Британский халифат задыхался, лишившись почти всего – в том числе и части своих территорий: на юге жить стало невозможно, там рассыпались в прах несколько АЭС, превратив Ланданабад в радиоактивную пустыню. В огромный «карман», как теперь стали называть такие места.
Так что ниточки, еще державшие разорванные куски мира на последнем издыхании, все старались сохранить изо всех сил. И протянуть новые. Поэтому ссориться никто не хотел – ни Мортенс, ни эмир.
Но наказать эмира за дерзость все равно стоило. Не сильно, но чтобы заметил и понял намек.
– Крайтон?
– Да?
– Пускай наши люди отберут из продукции Ульссона дополнительную партию дизелей из частичной некондиции в счет этих десяти процентов. Эмир не станет возражать.
– Конечно, господин директор.
– Да, постарайтесь, чтобы гарантийный срок все узлы выдержали.
– Разумеется.
Голос ровный и спокойный до безобразия. Как ему удается сохранять столь серьезный тон?
Мортенс с силой, так, что заплясали черные круги, потер глаза и вытащил «балалайку» из разъема на затылке. Время спать еще не пришло, еще нужно встретиться с Филгорном.
Часы на большом черном коммуникаторе, висящем на стене, показывали половину второго ночи. Филгорн уже в приемной. Тоже, наверное, хочет спать. А может, прикорнул, пока шеф не допускает его в свои апартаменты. Ничего, пускай покемарит еще пять минут.
Мортенс хотел насладиться тишиной. Просто тупо посидеть в кресле, уставившись в темноту за окном, нарушаемую лишь тусклым светом двух экономичных фонарей, освещавших площадку перед холмом, на котором стоял Замок. Бездумная трата энергии. Никакого пафоса – охрана настояла: потратить сто ватт за ночь на фонари дешевле, чем держать постоянно включенной систему ночного видения. И энергетически, и по расходнику – «ночники» произвести возможно, но слишком уж дорого, а выходили из строя они довольно быстро.
Черт возьми, когда теперь доведется просто посидеть у окна? Или – на берегу Ферт-оф-Форта. Просто посидеть, посмотреть на воду, бросить с высокой набережной пару камешков, наблюдая, как, тихонько булькнув, они плавно опускаются в прозрачной воде на дно. Мортенс смотрел в черноту за окном и боялся повернуться. Потому что знал – стоит увидеть длинный полированный стол для совещаний, пачку каких-то бумаг на своем рабочем столе, разнообразные графики, планы, проекты и прожекты… стоит увидеть это все, как становилось ясно – никогда не увидеть той идиллии, которой хотел, страстно желал его разум. Мир стал другим. Мир остался прежним: с оскаленными зубами, выпущенными когтями и желанием урвать побольше.
Кресло тихонько скрипнуло, когда его хозяин резко повернулся, хлопнув руками по столу. Пора было вернуться к делам Анклава. К делам своего Анклава. Поскольку, как говаривал Людовик XIV, государство – это я. Перефразировать на Анклав труда не составит.
– Садись, Дэвид, – Мортенс показал вошедшему Филгорну глазами на кресло прямо перед собой.
Директор, как и большинство безов, был человеком прагматичным. Он не особенно разделял благоговение машинистов перед сетью, не считал цифровой мир чем-то священным и полным чудес. Он смотрел на вещи более здраво – правильно то, что может принести пользу. Сейчас, как оказалось, Цифра принесла Мортенсу одни неприятности.
Но силу всегда можно использовать против ее обладателя. Была в одной из провинций Народной Республики такая борьба – айкидо. Основная идея этой борьбы заключалась не в развитии мускулов и силе удара. Непобедимым становился тот боец, который наиболее умело использовал силу своего противника против него самого.
Этот же номер и хотел провернуть Мортенс с верхолазами. С их кодами на их долбаных производствах. Без которых – никуда, ничего не попишешь.
– Как продвигается работа?
Филгорн вздохнул. Мортенс знал: работа продвигалась из рук вон плохо. И еще более из рук вон – медленно. С такими темпами жизни не хватит на воплощение наполеоновских планов.
– Есть подвижки, – неожиданно обрадовал начальника Филгорн. Правда, постное выражение с его лица никуда не делось.
– Рассказывай.
Предложение прозвучало вяло, обреченно. Словно Мортенсу на самом деле глубоко наплевать на то, какие подвижки совершил Филгорн со своими машинистами. Это, конечно, не так, но сил на восхищение или хотя бы на простую радость совершенно не осталось.
– Мы тут велосипед изобретаем, – каким-то обреченным тоном начал Филгорн.
– Дэвид, оставь метафоры. Ночь уже – спать давно пора.
– Нет, я серьезно. Мы подняли исторические факты и поняли нашу главную ошибку.
Филгорн замолк, не мигая уставившись в глаза Мортенсу. Ну что у него за привычка театральные представления устраивать?! Это во втором-то часу ночи!
– Не тяни. И человеческим языком объясни, что вы там нарыли.
Ответом последовал тяжелый вздох – нелюбовь Дэвида говорить о сети «человеческим языком» была хорошо известна директору. Но проходить компьютерные курсы, чтобы разбираться в терминах машинистов, он тоже не собирался.
– Мы пытаемся защитить нашу сеть от вирусов, создать программу взлома кодов, обеспечить безопасные каналы связи. Мы стараемся сделать это давным-давно.
Опять пауза. Он что же, ждет, что Мортенс восторженно скажет: «Ба!» – и закончит фразу за него?
