Разрешить загадку никто не стремился. Про Куцева безы, похоже, вообще забыли. Им было важнее найти Гамми до чего-то. До чего – Хоакин понял только в карьере, когда увидел Звездецкого, стреляющего из «дрелей» с двух рук. Он не промахивался ни разу. Человек так стрелять не может, в этом Хоакин был уверен на сто процентов.
Впрочем, все это его не касалось.
– Я хочу вернуться, – повторил Хоакин.
– В Анклавы? – спросил Величков.
Моралес не знал, что сказать. Ответ крутился в голове, но никак не обретал форму слов. Он ведь знает, черт возьми, просто что-то происходит с головой, соображается туго!
– В СБА? – без предложил второй вариант, но тут же сам его и отверг: – В СБА не получится. Я там больше не работаю, спасибо Ерохину.
Хоакин взглянул на того, что в костюме. Тот, выпучив глаза, быстро-быстро качал головой. Ясно, все-таки он знал слишком много. Моралес был не в обиде, он привык, что любой день может стать для него последним. Он не видел, чем бы мог быть лучше или хуже любого другого день сегодняшний. Вполне подходящий день. Только вернуться, стало быть, не получится.
И все-таки выход был. Он заключался в том самом ответе, что никак не хотел выйти из темных закоулков сознания.
– На остров. В «Африку».
– Та… – начал что-то говорить Величков, но подавился словами, недоуменно уставившись на Хоакина. На костюмного он не смотрел, судя по всему, прислушиваться к его мнению без не особенно собирался. Но всем – и Величкову и Моралесу – было понятно, что прислушиваться придется. Знавал Хоакин таких типов в серых костюмах, хуже фурункула на заднице.
На самом деле «Африка» была единственной возможностью для Хоакина остаться в живых. Варящиеся в собственном соку остатки заключенных никому не были интересны, никто не планировал их спасать. Вряд ли Поселение, основанное Моралесом на остатках «Исправительного учреждения №123 центрального филиала СБА», протянет еще больше года. Максимум – полутора. Там тайна, известная Хоакину, останется запертой навсегда. Там она умрет вместе с ним.
Это был компромисс. Для всех. Для Величкова, который не желал убивать «своего», для костюмного, которого интересовал только результат и сохранность секретности.
Устраивал этот вариант и Хоакина. С того самого момента, как сбежал от Мустафы, он не переставал задавать себе вопрос – что он хочет получить от мира, для чего из последних сил пытается попасть в места, где еще сохранилась цивилизация? Но ответа так и не нашел. Особенно остро он ощутил это, стоя на коленях перед изваянием Девы Марии в разрушенном Стоунвиле – в том мире у него не было ни веры, ни дома. В нормальном человеческом обществе для него не осталось места.
– Теперь там мой дом, – объяснил Хоакин.
Они высадили его в десяти километрах от поселка. Выдали мешок с едой, одежду и «дрель» с полным магазином. Для убедительности, так сказать.
Уже на подступах к Поселению Хоакин понял, что без него колония зачахла. Урки распустились, принялись делить власть, и порядка не стало. В километре от Поселения появились первые трупы. Раздувшиеся, они страшно смердели.
В Поселении было тихо. Люди попрятались и разбежались. Только у административной палатки прохаживались двое с оружием. Хоакин знал, кто это – шавки Илюмжинова. Надо было его расстрелять еще в тот раз, когда он организовал нападение на склад продовольствия. Пожалел, инициативный он, Илюмжинов, умел заставить людей работать. Ну, ничего, все еще можно исправить.
– Где начальство? – издали крикнул Хоакин караульным.
Те вскинули оружие, но, увидев, кто пожаловал, замерли. Один рванулся в палатку. Через полминуты оттуда вылез Илюмжинов. Вроде как стал еще толще – все-таки добрался до продовольственного склада.
Не долго думая, Хоакин выпустил в новоиспеченного пахана всю обойму, изрешетив вместе с Илюмжиновым стоящего перед ним Бердыева – в телохранители, урод, подался. Два тела упали в пыль.
Хоакин окинул взглядом остальных. Из развалин подтягивались люди – не всех, слава богу, успел извести Илюмжинов. Моралес отбросил «дрель» в сторону и, подойдя поближе, выкрикнул, срывая голос на хрипоту:
– Если кто забыл, шлюхи, меня зовут Хоакин Моралес!
Те из илюмжиновцев, кто был вооружен, побросали оружие на землю и смешались с толпой. Они знали правила Моралеса – добровольно сдавшимся полагалась амнистия.
Эпилог
Шикарность невысокого, четырехэтажного особняка вызывающе дисгармонировала со всем, происходившим вокруг. Странно, что в центре Анклава до сих пор могло сохраниться подобное. Еще более странно, что старинное здание устояло во время серии землетрясений, когда каждое второе строение из стоявших по соседству лежало в руинах. А может быть, особняк был выстроен позже, уже после толчка.
Однако история создания шикарного особняка абсолютно не интересовала высокого седовласого старика, который рассматривал дом на экране коммуникатора. Вещание велось с «балалайки» человека, заходившего сейчас внутрь через огромную, распахнутую перед ним услужливым швейцаром дверь.
Вошедший – молодой, невысокий и щуплый – выглядел несуразно в дорогом, хотя и соответствующим месту, куда он входил, костюме. На правом предплечье молодого человека сидела небольшая птица в крошечной кожаной шапочке. Сокол сапсан. Птица нетерпеливо перебирала лапами, оставляя когтями на ткани дорогого пиджака маленькие дырочки. Судя по всему, это не особенно расстраивало хозяина ловчего сокола.
Внутри обстановка оказалась не менее шикарной, чем снаружи, но необычайная дороговизна помещения обусловливалась не только красотой отделки, с которой мало какой из королевских дворцов прошлого мог бы поспорить: здесь все нашпиговали невероятно дорогим электронным оборудованием. На все случаи жизни. Его не было видно, но человек с ловчим соколом все равно это знал. У него имелись свои возможности.
– Вас ждут, – объявил словно из-под земли выросший дворецкий.
Посетитель поднялся и двинулся в сторону приоткрывшейся двери – огромного полотна, украшенного красивой мелкой вязью. Похоже, декор выполнен из настоящего золота. Но дворецкий преградил путь.
– С птицей нельзя, – объяснил он.
– Ваш хозяин был очень заинтересован птицей, когда он общался с мистером Уиверсом в последний раз, – возразил хозяин сокола.
Молодой человек на секунду замер, словно прислушиваясь, и улыбнулся.
– Не… – начал дворецкий, но застыл, периодически кивая. Он сам сейчас стал похож на птицу. Дворецкий слушал чьи-то указания, которые отдавали ему через «балалайку». Аппарат новый, успел заметить старик, наблюдавший за всем на экране коммуникатора, производства «Науком». Люди Мертвого совсем обнаглели – едва не уничтожили этот мир, теперь хотят прибрать к рукам сеть, заполонив рынок своей продукцией. Понятно, чем все закончится – очередная модификация «балалаек» потребует перехода на новый формат вещания сигнала.
