– Хорошо, – подвел итог капитан, – пока оставим обоих. Там видно будет, какой от них прок.
И кивнул Куцеву.
– Вытащи кляп у нашего уважаемого надзирателя, грозы преступников всего мира.
Куцев подумал, что работа с пленными, похоже, теперь вменяется ему лично. Он вынул скомканную тряпку, которой был заткнут рот Моралеса. Тот, сморщившись, с отвращением начал отплевывать набившийся в рот ворс.
– Тебя как зовут? – спросил Мустафа у Моралеса.
– Хоакин.
– Скажи, Хоакин, здесь есть человеческие поселения? Цивилизация вообще есть на этом гребаном континенте?
– Была. А после землетрясения я из окрестностей «Африки» не выбирался.
– И как далеко отсюда она была?
– В сотне километров на юго-запад от тюрьмы был какой-то городок. Названия не помню. Ближе, но отсюда на запад, были карьеры. Там рядом ютились временные поселения обслуживающего персонала. Но у них имелось полное снабжение. Я там бывал пару раз по работе. И туда вела хорошая дорога – руду, после обработки – чего там с ней делали, я не специалист – везли сразу в Момбасу, в порт.
– Найти дорогу сможешь?
– Ну… – Моралес пожал плечами, насколько это было возможно со связанными за спиной руками. – После землетрясения здесь все сильно изменилось.
– Да уж, мы заметили. Мартин дай ему карту.
Крайс полез в рюкзак за коммуникатором. Все приборы приходилось выключать, когда в них не было необходимости – заряжать аккумуляторы было негде.
– И развяжите ему руки.
Не ожидая указаний в свой адрес, Куцев пошел освобождать пленника.
– Найди здесь эту дорогу, – сказал капитан Моралесу.
На экране отображался вид на местность со спутника. Картинка полуторалетней давности. Тогда берег, где сейчас они сидели, располагался в глубине материка, хотя Афарский треугольник уже провалился, образовав Африканское море. На картинке было видно не менее десятка дорог, несколько раз пересекающихся.
Моралес, не отрывая глаз от экрана коммуникатора, потер затекшие запястья. «Человек действия, – подумал Куцев, – решительный и деятельный, ни минуты простоя. Другой на его месте сначала занялся бы исключительно руками». Сам Куцев, пожалуй, сделал бы именно так. Тем более что старается он не для себя. Впрочем, поправился Виктор, и для себя тоже – выйти из этих диких мест Моралес хотел не меньше, чем моряки.
Бывший надзиратель, закусив нижнюю губу и наморщив лоб, водил глазами по карте, что-то прикидывая в уме. Наконец он прочертил пальцем грязную полосу на экране коммуникатора и, ткнув в выбранное им место, сообщил:
– Пожалуй, это она.
Эмоции, окончательно понял Куцев, не прерогатива этого человека. Таким тоном, каким произнес фразу Моралес, можно было бы обсуждать достоинства качества йогурта, выданного за завтраком: «Пожалуй, сегодня подавали нужный сорт йогурта», – а не дорогу, которая, возможно, спасет им жизнь.
– Мартин, сориентируйтесь на местности. Али – займись завтраком. Виктор – разбери оружие и распредели вещи, – Мустафа снова занял руководящий пост.
Под корнями засуетился связанный Гамми. Кляп все так же не давал ему права голоса.
– Чего хочет этот? – поинтересовался капитан.
«Нет, Мустафа определенно очень изменился. Здесь, в Африке? Или это случилось давно, только в нормальной жизни в глаза не бросалось?» – подумал Куцев и подошел к заключенному, чтобы освободить его от кляпа.
И снова вернулось странное навязчивое чувство, что их с Мустафой встречу в Ланданабадском пабе четыре года назад кто-то подстроил. Не к добру это – каждый раз, как начинала обостряться непонятная паранойя, следовал приступ. Синдин, мать его, убийца и обольститель. Тело помнит его, разум – понимающий и не желающий его знать – пытается сдаться, хочет проиграть. И только воля…
Виктор лихорадочно растер лицо. Щеки немного занемели, но в целом пока можно было терпеть. Одна надежда – на волю. И на болеутоляющее, на те таблеточки с резиновым привкусом.
Холодный пот прошиб Виктора – а вдруг забыл?! Он резко содрал со спины рюкзак, который, казалось, уже к ней приклеился, расстегнул молнию и пошарил внутри рукой. Вот он, небольшой тюбик. Ладонь с благоговением погладила прохладную поверхность. Не время еще, не сейчас.
Рюкзак Куцев положил на переплетение ветвей – незачем таскать тяжесть на привале. Память подсказывала о чем-то еще, о какой-то вещи в рюкзаке, но она не была важна. Хотя нет – он ведь положил туда фотографию родителей! Снова взвизгнула молния. Рамка на месте, стекло не разбилось.
– Не нужно тратить консервы, – шепелявя пересохшими языком и губами, сказал Гамми, когда Куцев вытащил из его рта тряпку. – Здесь полно еды.
– Где? – не понял его Виктор.
– Здесь. Вокруг. Посмотрите – здесь живности хватит, чтобы прокормить полк.
Куцев оглянулся, рассматривая заросли пристальней. Действительно, чуть не под каждой веткой сидел если не краб, то какая-то маленькая рыбка, смешно подпрыгивающая в грязи. А уж насекомых здесь… Нет, насекомых он есть не будет. Во всяком случае, пока. Не оголодали они настолько.
«Но Гамми и Моралес прожили на острове, почти в пустыне, два года, – подумал он. – Наверное, им и не такое приходилось есть».
А ведь Гамми безусловно поднаторел в поисках подножного корма. Если суждено застрять в этих диких зарослях надолго, цены ему в вопросах добычи пропитания не будет.
Куцев аккуратно развязал – веревка могла понадобиться еще – путы, стягивающие руки и ноги заключенного. «Бывшего заключенного», – решил он. Они оба теперь здесь с ограниченной свободой.
– Иди, помогай Али, – сказал Виктор Гамми. – Тебя как зовут?
– Гамми.
– Это имя?
Седовласый человек улыбнулся. «А ведь ему не так много лет, – подумал Куцев, рассматривая довольно молодое, почти без морщин, лицо, обрамленное нечесаной копной седых волос. – Лет тридцать пять – тридцать семь. Не больше. Мой ровесник».
– Нет, это прозвище. Я на детской студии редактором работал. А имя… Сергей меня зовут.
– Виктор, – представился Куцев и протянул руку. Гамми серьезно пожал ее.
Куцев не понял связи между детской студией и кличкой Сергея, но подумал о том, как странно может повернуться судьба: человек из благополучного мира, с до безобразия мирной профессией и – заключенный «Африки». Где бы был он сам, если бы не та встреча с Мустафой?
Опять!
– Иди, помогай Али, – повторил Куцев и полез в рюкзак за обезболивающим.
17. Восемь дней назад. Пригород Пекина
Два человека всматривались в большой голографический экран, лежащий горизонтально, словно стол, изучая что-то в переплетениях объемного узора. Один из них – довольно молодой, невысокий и худой, – покусывая ноготь на указательном пальце правой руки, с интересом водил левой по картинке, замеряя и прикидывая расстояния. Второй – много старше, грузноватый – стоял немного поодаль, заложив руки за спину и смотря на голоэкран с некоторой долей самодовольства: то, что отображалось, было его заслугой.
