– Сбежал, гад! – констатировал Мустафа.
Гамми тихонько засмеялся. Ему вдруг представился Моралес в роли вождя какого-нибудь из местных племен. Суровый взгляд поверх голов преданных дикарей, шкуры-клыки-пирсинг – все как полагается – и рука, выпускающая из «дыродела» пули, одну за другой, повергающие врагов великого белого вождя целыми пачками. Хотя «дыродела» у него теперь нет. Ничего, Моралес не пропадет, лук какой-нибудь приспособит.
– Надо было его сразу пристрелить, – безразличным тоном произнес Али.
– Я же вам говорил, – послышался хриплый со сна голос штурмана.
Действительно, штурман говорил. Гамми помнил это. А вот Али – как раз наоборот, обрадовался возможности облегчить свой рюкзак, отдав большую часть ноши Моралесу. Еще тогда Гамми показалось странным рвение, с которым толстяк вступился за него и надзирателя. Он искал причину, почему их следовало оставить в живых. А вот теперь Али утверждает, что Моралеса нужно было пристрелить. Отчего такая перемена мнений?
Ответ мог быть лишь один – тогда Моралес был зачем-то нужен Али, а теперь нужда в нем отпала. Или европеец понял, что ошибся. Но что могло связывать Моралеса и этого моториста из Европейского Исламского Союза?
– Вы, Мартин, кажется, были уверены, что он обязательно воспользуется шансом? – усмехнулся капитан.
– Вот и результат, – ответил штурман, потягиваясь, – он сбежал.
– Но никого не тронул. Хотя, наверное, мог бы. В любом случае, нам Моралес ничем не помешает. Правда, придется утяжелить наши рюкзаки.
Гамми шумно сглотнул набежавшую слюну. Это как раз по его душу. Сомнений, что большая часть содержимого рюкзака, который нес надзиратель, достанется именно ему, не возникало. Душегуб хренов! И кто их, надзирателей, подбирает – наверное, большого профессионализма человек: Моралес умудрился изгадить жизнь заключенному даже собственным отсутствием. Парадокс!
– Не уверен, – это был Виктор.
Он единственный, кто выглядел относительно свежим и выспавшимся. Куцев усиленно тер предплечье правой руки. Делал он это абсолютно машинально, но Гамми в неверном свете фонаря успел заметить там засохшее бурое пятно. Или показалось – когда он посмотрел во второй раз, рука инженера была чистой.
– В чем? – не понял его капитан.
– В том, что Моралес нам не сможет помешать.
– То есть?
Гамми тоже не понял, что имел в виду Виктор. Хотя ему, по идее, глубоко наплевать на проблему моряков, Гамми прислушивался к разговорам. Как ни крути, а идти им все равно вместе. Вот знать бы еще: куда и зачем.
– Он знает, куда идем мы. А куда пошел он – нам неизвестно. Возможно, Моралес знает больше, чем рассказал нам. Он вообще себе на уме. Если он сольет информацию о нашем танкере в сеть…
– Нас все равно уже нет на танкере, – спокойно возразил капитан. – Нам это ничем не грозит.
– Только без нефти нас никто не станет спасать, – возразил Куцев.
– Я же говорил, что этого гада надо убить, – снова вставил свое мнение штурман.
Нет, ну это уже был полный бред. Моралес, охотящийся за танкером, – такого Гамми не мог представить себе даже в страшном сне. Разве что если танкер загрузить заключенными – хорошая возможность для Моралеса устроить маленький плавучий ад. Но нефть – нет, это утопия. Тем более…
– У него нет «балалайки», – сказал Гамми.
– В каком смысле? – спросили одновременно капитан и Али.
Гамми усмехнулся. Он понимал их – когда живешь в нормальном мире, где есть сеть, где люди пользуются «балалайками» чаще, чем нижним бельем, фраза «у него нет «балалайки»» действительно звучит дико. Но факт оставался фактом.
– В самом прямом.
Чтобы им стало понятней, Гамми повернулся и поднял длинные седые волосы, собранные в хвост, демонстрируя торчащую в гнезде заглушку.
– У Моралеса точно такая же.
– Но ведь он не заключенный.
– В «Африке» сеть давно не работает. «Балалайка» там без толку.
– И все же… – Виктора не оставляли подозрения.
За завтраком допили последнюю воду. Теперь главной целью были поиски питья. Гамми сумел убедить капитана, чтобы его отпустили пройтись по окрестностям.
Вода здесь должна быть. Слишком буйная растительность, слишком много животных, чтобы предположить, что до источника очень далеко. Вместе с Гамми отправился Куцев.
Самым замечательным было то, что можно пройтись без рюкзака. На плечах лямки натерли две красные, покрывшиеся за ночь подсохшей коркой, полосы. Соленый пот раздражал раны, и они сильно саднили.
Гамми искал признаки, по которым можно найти воду. Лучший способ – идти по следам зверей. Животные не размышляли над вопросом, куда бы сегодня сходить. У них в жизни было только два направления: поесть-попить и потрахаться.
В сущности, у людей все точно так же. Только человек делал вид, что стремления его куда возвышенней, пытаясь оправдать природные мотивы массой бессмысленной возни, побочным продуктом которой и являлась цивилизация. Со всеми ее «дыроделами», «балалайками», танкерами и прочей дребеденью, до которой зверью не было никакого дела.
Ему, зверью, нужно думать о пропитании. Поэтому все следы, в конце концов, приводили к водопою или охотничьим угодьям. Поскольку угодья у всех были разные, то место, куда ведет большинство следов, – это именно водопой.
Логика была безупречна, и скоро за очередным невысоким пригорком показалась небольшая, по щиколотку глубиной, речушка. Скорее даже ручеек. В центре русла, представлявшего собой размокшую топкую грязь, текла прозрачная на вид вода. В черной грязи виднелось множество отпечатков – следы копыт, лап и птичьих когтей. Гамми отметил, что здесь бывали львы.
– Отлично, – сказал Куцев, снимая свой рюкзак, набитый пустой тарой. Обратно придется нести немалый груз, но сейчас он почти невесом.
Куцев хотел набирать воду прямо из ручья, но это было неправильно. Следовало вырыть небольшую ямку, соорудив что-то вроде запруды, и дать воде отстояться. Иначе в канистры из мелкого ручья попадет слишком много грязи.
В любом случае вода была не самого лучшего качества – разогретая на солнце, сдобренная изрядным количеством навоза и птичьего помета, она вне всякого сомнения кишела всевозможными паразитами. Но выбирать не приходилось. Хотя перед употреблением стоило хотя бы прокипятить ее.
Гамми показал Виктору, что надо делать. Куцев принялся рыть отстойник охотничьим ножом, а Гамми нашел большой плоский камень и тоже подключился к работе.
Они оба были мокрыми насквозь. Трудно сказать от чего больше – от воды или от пропитавшего одежду пота: солнце стояло в зените и палило без устали.
«Интересно, – подумал Гамми, – в этих краях когда-нибудь бывают тучи?» За три года, что провел здесь, он видел дождь лишь однажды – после серии толчков, случившихся почти два года назад, ливень лил, не переставая, дней шесть. В карьере, где работали заключенные, на дне образовался неглубокий грязный пруд. Скорее всего, это был результат природных катаклизмов, произошедших на всей планете. Но с тех пор дождя не было ни разу. Даже туч Гамми больше не видел.
