— Но это сладкий яд?
— Иногда.
— Вот она! — продолжала Кумико. — Твоя честность. То, что я люблю в тебе больше всего.
— Хм… Наверно, вы единственное исключение.
Кумико снова протянула тарелку:
— Ну, пожалуйста, попробуй. Я ведь знаю, тебе хочется. Этот яд послаще многих…
Помедлив секунду-другую, Аманда присела на угол кровати и в нерешительности уставилась на блюдце:
— Это надо есть руками?
— Вот так. — Кумико набрала очередную щепотку и поднесла Аманде ко рту: — Ешь!
Аманда уставилась на еду, чувствуя, как это странно — есть из рук Кумико, хотя, в общем, не так уж и странно, не страннее всего остального, что только есть в Кумико, если уж быть честной с самой собой. Мало того, она даже обнаружила, что хочет этого — по-настоящему, без дураков. Поблагодарив кончики пальцев Кумико самым легким на свете поцелуем, она приняла губами щепотку риса.
…И ее немедленно унесло — неожиданно, куда-то в воздух: ураганный ветер свистел вокруг нее, далекая Земля внизу, древняя и еще молодая, то и дело взрывалась холодным паром, и сладость на кончике ее языка была легкой, как желание, как ресница, как брызги пены от прокатившей мимо волны.
И Кумико летела рядом с нею и предлагала ей что-то.
(Или она хотела, чтоб ей предложили.)
— Аманда?
Голос Клэр рассек воздух спальни, когда пальцы Кумико уже удалялись от губ Аманды (как и влечение внутри нее — странное, молочное на вкус влечение, не страсть, не для услады плоти и даже не для любви, но к чему?) и Кумико спрашивала:
— Тебе нравится?
Остолбеневшая Аманда глотнула:
— Не то, чего я ожидала.
— Всегда не то.
— У вас все в порядке? — спросила Клэр, пристально глядя на них.
— Абсолютно, — ответила Кумико. — А почему вы спрашиваете?
— Я… э-э…
— Я должна вернуться вниз, — сказала Кумико. — Даже если почти никого там не знаю.
Кивнув им обеим, она убрала блюдце, прошла мимо Клэр и спустилась по лестнице к мирно галдящей толпе. Амандой же овладела жгучая радость, и она раскраснелась, как после подъема в гору на велосипеде. Она выдохнула ртом, и томительный привкус на языке спутал и разметал ее мысли.
— Так это была она? — уточнила Клэр. — Что здесь, черт возьми, произошло?
Но не успела Аманда притвориться, что проверяет в постели сына, как необъяснимый жар стал подниматься по ее шее.
— Ты избегаешь меня, — сказала Рэйчел, загоняя его в угол патио, когда он захотел выйти с подносом опустевших бокалов.
— Конечно, я избегаю тебя! — отозвался Джордж. — А что мне еще остается?
Они стояли чуть поодаль от основной массы гостей, некоторые, слава богу, собирались домой — теперь, когда прошло уже два часа, но никто не показал им никаких произведений, не устроил аукционных продаж или чего еще там могли ожидать от вечеринки эти таинственные незнакомцы. И хотя о некоем выступлении Джорджа было объявлено заранее, никого из уходящих уже не интересовало ни оно само, ни его последствия. Хотя именно сейчас он согласился бы поторговаться с двадцатью из них, лишь бы не общаться с Рэйчел.
— Тебе не нужно ждать от меня неприятностей, Джордж? Если ты этого боишься?
— Да уж, этого я и боюсь, — признал Джордж. — Именно этого.
— Но тебе не нужно?
На секунду он повернулся и заглянул в ее лицо. Проклятый отсвет из кухонного окна снова заставил ее глаза вспыхнуть зеленым светом.
— Рэйчел…
— Послушай, я знаю, — перебила она. — Знаю, что ты с Кумико. И Аманда говорит, что ты поселил ее у себя, и этот педик из Турции так и намекает кому ни попадя о какой-то большой для всех новости…
— Рэйчел…
— Я просто говорю, что я знаю, понятно? — не унималась она. — И я ничего не задумала? Я же вижу, как ты к ней привязан? И что она должна подарить тебе то, что я не смогла? Все то, что я не смогла бы подарить никогда и никому? — Она вгляделась в холодный лунный свет поверх головы Джорджа, и он с удивлением обнаружил, что она сдерживается, чтобы не разреветься. — Я просто в последнее время запуталась, Джордж? Когда мы были вместе, я не умела дарить себя так же, как это получалось у тебя. У меня ни с кем это не получается? Вот почему ты ушел от меня, я уверена…
— Но это ты ушла от меня…
— А теперь еще эта новая экзотическая женщина, в которой есть все, чего нет во мне. Все, чем я хотела бы стать, это же ясно? Такая красавица…
— Ты красавица, Рэйчел, не притворяйся…
— Такая умная, одаренная…
— Как и ты.
— И так мила.
— …
— Понятно, что она сможет легко тебе открыться. — Теперь Рэйчел смотрела на него жестким, немигающим взглядом. — И отдать тебе взамен всю себя.
Во рту у Джорджа пересохло. Его губы что-то пробормотали.
— Что? — не поняла Рэйчел.
— Я сказал, она не отдает мне всю себя.
— Нет? Но мне показалось, вы оба такие счастливые?
— Мы и есть счастливые…
— Я думала, ты наконец-то нашел ту, которая идеально подойдет тебе, Джордж, со всем тем замечательным, что в тебе есть.
— Я и нашел.
— Но она от тебя что-то скрывает?
— Рэйчел, я не намерен обсуждать с тобой…
Она шагнула к нему вплотную. Он слишком поздно сообразил, что стоило отступить назад.
— Чем же тогда она лучше меня? — спросила Рэйчел.
Она сделала к нему еще шаг, и теперь ее запах, ее духи разбудили в нем самые разные воспоминания — о том, как он целовал эту шею, слишком юную для того, чтобы это значило что-либо важное для целующего мужчины вроде него. Ее дыхание слегка отдавало вином. Странный отблеск в ее глазах не угас, но она оставалась Рэйчел — прекрасной и брутальной.
— Я пытаюсь измениться, — зашептала она. — Не знаю, что со мной происходит. Я хочу отдавать. Ведь я никогда не отдавала себя, Джордж, только брала? А теперь, когда сама хочу отдавать, вокруг нет никого, кого бы я…
Она наклонилась, чтобы поцеловать его.
Он отпрянул, хотя, возможно, и не так быстро, как мог бы (подумал он тут же с чувством вины), поэтому она не столько поцеловала его, сколько ткнулась носом в его щеку. Повторять попытку Рэйчел не стала, но не успела она отступить назад, как он различил за ее спиной Кумико, вышедшую в садик его поискать.
— Джордж? — позвала Кумико.
Но в тусклых сумерках он так и не понял, увидела она что-нибудь или нет.
