— Я же говорил, приближается что-то большое! — сказал Мехмет Хэнку, плохо держа вертикаль. — И прекрасное.
— Ты говорил, еще и ужасное?
— Ну, — ответил Мехмет, глядя на Джорджа, — всему свое время.
— Боже! — выдохнул Джордж, заваливаясь на диван, когда последние гости ушли.
Кумико присела рядом:
— Вот мы и сделали это.
И все-таки — если только Джордж не выдумывал лишнего, что вполне вероятно, — какая-то неловкость повисла в воздухе между ними, нечто новое, словно теперь, объявив о своей помолвке родственникам и целой куче неизвестных придурков, они снова стали незнакомцами друг для друга. Он отчаянно надеялся на то, что Рэйчел тут ни при чем.
— А с твоей стороны не нужно никому сообщать?
Она устало улыбнулась ему:
— Я уже столько раз тебе говорила. Есть только я, и все. Сейчас, правда, есть еще и мы с тобой.
Он выдохнул, не открывая рта. Этот странный жар до сих пор не прошел. Пот проступал через майку, рубашку и расплывался темными пятнами на его блейзере.
— А мы с тобой действительно есть? — спросил он.
— Что ты хочешь сказать?
К своему удивлению, он чуть не плакал.
— Ты столько всего скрываешь от меня. Даже теперь.
— Не будь таким жадным, Джордж.
Он был поражен, что она сказала жадный — то же слово, что он употребил в разговоре с Амандой.
— Почему бы не радоваться тому, что у нас есть? — продолжала Кумико. — Даже будучи мужем и женой? Или ты не сможешь любить меня со всеми моими закрытыми дверями?
— Кумико, дело не в том, чтоб любить…
— Есть вопросы, на которые мне трудно ответить. Прости.
Она выглядела очень несчастной, и он ощутил себя готовым на что угодно — убийство, разрушение, измену, — лишь бы она снова пролила на него свой солнечный свет.
— Ну что ты, — сказал он. — Это я должен просить прощения. На самом деле я просто неважно себя чувствую. Кажется, у меня жар…
Она перебила его почти нежно:
— Я закончила еще одну табличку.
Он сдал назад:
— Да что ты? Это же просто чудес…
— Вот она.
Кумико подошла к стеллажу и вытащила то, что было спрятано за рядом из книг:
— Я хотела показать ее на вечеринке, но не нашла момента.
Она вручила ему табличку.
— Это же из той истории… — прошептал Джордж, разглядывая все срезанные и собранные перья, все вырезанные и подобранные слова, и к глазам его вновь подступили слезы. — Кумико, это же…
Но все, что он мог, это смотреть.
Леди и вулкан устало кружили друг вокруг друга, рождая комбинации из перьев и слов, а мир под ними сжимался. И та нежность, с которой они друг на друга смотрели, та ярость и сердечная боль, готовые вот-вот выплеснуться, казались Джорджу просто невыносимыми. Он подумал, что должен срочно прилечь, чтобы справиться со своей странной лихорадкой, но все смотрел и смотрел на элегантную птичью фигурку Леди-из-облака и на сверкающие зеленые камни, из которых Кумико сделала вулкану глаза.
— И что же? — спросил он. — На этом история заканчивается?
— Еще нет, — отозвалась она голосом, похожим на дыхание облаков. — Но уже скоро.
Аманде снилось, что она — гигантская армия, пожирающая Землю. Ее руки извиваются потоками солдат-муравьев и солдат-людей, разрушающих и растворяющихся в разрушенном, ее пальцы вытягиваются, чтобы схватить, кулаки сжимаются, чтобы ударить, а тело растекается от горизонта до горизонта, повергая в хаос и уныние все и вся на своем пути, подползая к городу, да, она подползает к самому городу и поднимает огромную руку, чтобы смести его одной могучей волной…
В последний момент она замирает, удерживаясь от разрушения, после которого уже ничего не восстановить.
Но тут же понимает, насколько ее нерешительность губительна для нее, ведь она уже исчезает, уже разваливается на куски, на кричащие от боли атомы…
Она проснулась — но не от страха, просто открыла глаза (не подозревая, что точно так же пробуждается от кошмаров ее отец). Протянула руку в постели, чтобы положить ее на спину Генри — это всегда помогало ей оправиться от неприятного сновидения, вернуться обратно на землю и наконец-то заснуть спокойно.
Но Генри, разумеется, рядом не было. Вот уже много лет.
Медленно вздохнув, она облизала пересохшие губы и постаралась не дать себе проснуться окончательно. Повернувшись, она почувствовала, что постель взмокла от пота, хоть выжимай. Вот уже неделю она боролась с этой странной недолихорадкой, в результате которой ее губы запеклись и пересохли так, что теперь, когда она зевнула, уголки рта пребольно треснули, точно в наказание от раздраженных богов.
И даже в лихорадочном забытьи она поняла, что заслужила это наказание. Несколько дней после вечеринки она ощущала беспокойство и сумбур — по крайней мере, у себя в голове. Она беспрестанно думала о Кумико, гадая, чем та занята, с Джорджем она сейчас или нет… и конечно же скоро ли они увидятся вновь. Это было нелепо. С одной стороны, походило на обычную вспышку любовной страсти, что было весьма удивительно для Аманды, ибо женщины никогда не привлекали ее — она даже понажимала нужные кнопки в голове, проверяя, работают ли ее чувства в этом режиме, но нет, и это как смутило ее, так и слегка разочаровало — ее влечение к Кумико было не физического свойства. Точнее, нет, оно было физическим, но не в этом смысле. Скорей уж оно напоминало голод, с каким Аманда набрасывалась на еду, когда была беременна Джеем-Пи, а ее организм неустанно твердил ей: выбирай — арахис, ананас или смерть. Точно так же — да, очень похоже — Аманда нуждалась в Кумико, чтобы поддерживать в себе жизнь.
Но это же уму непостижимо. Как непостижима и злость, что охватила ее, когда устроить очередную встречу с Кумико оказалось невозможно. Как и нарастающая ревность к Джорджу за время, которое Кумико проводит с ним. Она понимала, что рассуждать так нелепо и неразумно, но когда разум спасал нас перед лицом нужды?
— Пора нам научиться говорить людям «нет» по поводу табличек, — сказал он ей по телефону. — Это зашло слишком далеко, и мы попросили всех оставить нас в покое хоть ненадолго. Если честно, я только рад передышке. Все произошло слишком быстро.
— Да! — ответила Аманда с жаром, удивившим их обоих. — Именно об этом все и подумали. О том, как быстро все произошло.
Она поморщилась от того, как мелочно это прозвучало. Но извиняться не стала.
— Ну, не стоит так переживать, — сказал Джордж. — Надеюсь, ты не о женитьбе?
— Увы, Джордж, я именно о женитьбе.
