— А вот это абсолютно лишнее!
Пересекающий усыпальницу цилиндрический тоннель довольно широк и продолжает увеличиваться. Метамозг регистрирует присутствие впереди Спокойных и Воскресителей, но сейчас Миели интересует не это.
Они с вором попадают в просторное с низким потолком помещение шириной около ста метров, освещенное тусклым светом синтбиотических трубок. Одна из стен — неровная и явно органического происхождения — двигается и пульсирует. Это панцирь живого существа, Спокойного-атланта. Миели погружается в боевую сосредоточенность, изучая планы окружающей преисподней, расположение платформ и их взаимодействие.
— Стоять! — раздается чей-то приказ.
С противоположной стороны зала появляется группа Воскресителей и с ними Спокойные-воины.
Миели стреляет в бок атланта из гостгана. На этот раз снарядом служит простой раб-гогол, который после нескольких циклов сам себя уничтожит. Пол и стены начинают дрожать. По телу Спокойного проходит спазм. Панцирь трескается. А затем с оглушительным грохотом зал раскалывается по самому центру, из зияющей трещины пробивается дневной свет. Миели хватает вора за руку и прыгает.
Они выпадают через рану в плоти города. Вместе с ними, словно кровь, вырываются потоки синтбиотического раствора. И вот они уже щурятся от яркого света снаружи, в настоящем лесу городских ног.
Миели расправляет крылья, чтобы остановить падение, накрывает себя и вора пеленой гевулота и летит назад, в город живых.
В отель я возвращаюсь в приподнятом настроении.
Под гевулотом я весь покрыт грязью и сажей, ноги еще дрожат после полета с Миели, но я ликую. Мне по-прежнему любопытно, кто же овладел сознанием Унру, но желание отпраздновать пересиливает все остальное.
— Ну же, — говорю я Миели, — это надо отметить. Такова традиция. Ты теперь почетный вор. Подобные ситуации возникают, когда кто-то попадается при дележе добычи или из-за плохой подготовки отступления. Но мы справились. Не могу поверить.
У меня в голове постоянный гул. За последние несколько часов я побывал эмигрантом с Пояса, сыщиком, выпрашивающим Время нищим и трупом. Наверно, так я должен был чувствовать себя в прошлом. Мне трудно усидеть на месте.
— Ты прекрасно справилась. Как амазонка. — Я несу чушь, но меня это не тревожит. — Знаешь, когда все это закончится, я вернусь и снова поселюсь здесь. Займусь каким-нибудь спокойным делом. Буду выращивать розы. Буду разбивать сердца девушек, а время от времени совершать и другие поступки.
Я заказываю фабрикатору самый дорогой напиток, на который тот способен, — виртуально выращенное вино Королевства — и протягиваю бокал Миели.
— А твой корабль! Какое мастерство в квантовой магии!
Полагаю, я могу считать себя полоумной, специализирующейся на взрывах мозга, говорит «Перхонен».
— Она разбирается в поп-культуре! Я без ума от нее! — смеюсь я.
Между прочим, в полученной информации обнаруживаются довольно интересные факты.
— Потом! Оставь все на потом. А сейчас мы слишком заняты празднованием.
Миели бросает на меня странный взгляд. Я снова жалею, что не могу ее понять, но биотическая связь действует только в одну сторону. К моему удивлению, она принимает бокал.
— У тебя все время так бывает? — спрашивает она.
— Дорогая моя, впереди у нас несколько месяцев подготовки ко взлому мозга губернии. А это пустяки. Только искры. Настоящий фейерверк будет потом. А сейчас я словно испытывающий жажду в пустыне. Это хорошо. — Я чокаюсь своим бокалом о ее бокал. — За преступление.
Ликование вора заразительно. Миели понимает, что немного опьянела. Ей и раньше приходилось прилагать немало усилий для подготовки операции — к примеру, освобождению вора из Тюрьмы — но она никогда не испытывала того странного возбуждения, какое прямо-таки излучает вор. Он тоже отлично себя проявил, совсем как собрат по кото, без всякого бунтарства, и это нечто новое в его поведении.
— И все же я не понимаю, — говорит она, усаживаясь на диван и позволяя себе наслаждаться этим будоражащим ощущением. — Почему это доставляет такое удовольствие?
— Это игра. Ты когда-нибудь играла в игры у себя в Оорте?
— Мы бегали наперегонки. И состязались в мастерстве и исполнении колдовских песен. — Внезапно она ощущает тоску по прошлому. — Я очень любила все это, особенно изготавливать предметы из коралла. Надо представить себе желаемый предмет. Найти описывающие его слова. А потом обратиться с ними к вяки,
[46]
они пробуждаются и создают его. В итоге ты получаешь что-то свое, новую для этого мира вещь. — Она отводит взгляд. — Так я создала «Перхонен». Это было очень давно.
— Видишь ли, воровство для меня то же самое, — отвечает вор.
Внезапно он становится очень серьезным.
— Что же ты здесь делаешь? — спрашивает он. — Почему не вернешься, чтобы создавать новые вещи?
— Я делаю то, что должна сделать, — произносит Миели. — И так было всегда.
Но она не желает развивать эту тему.
— Но только не сегодня, — говорит вор. — Сегодня мы будем делать то, что нам хочется. Мы будем развлекаться. Чего бы ты хотела?
— Петь, — признается Миели. — Я хотела бы спеть.
— Я как раз знаю подходящее место, — заявляет вор.
Чрево: подземные улицы и закоулки между перевернутыми башнями. Огоньки Спокойных внизу, дроны-газетчики, предлагающие репортажи о дневном землетрясении в городе и странном происшествии на прощальной вечеринке прошлым вечером.
Крошечный бар называется «Красный шелковый шарф». В нем есть небольшая сцена, стены украшены светящимися постерами с изображениями музыкантов, отбрасывающими блики на полукруг столиков. Здесь проходят вечера открытого микрофона. Аудитория состоит из нескольких молодых марсиан, на лицах которых застыло выражение скуки все повидавших людей. Но вор что-то шепчет на ухо хозяину и убеждает включить Миели в программу, пока она сидит у стойки и потягивает из маленького стаканчика какой-то странный коктейль.
Вор, не без помощи «Перхонен», убедил ее потратить немного времени на переодевание, и Миели выбрала темный брючный костюм, дополненный туфлями на платформе и зонтиком. Вор не удержался, заметив, что у нее такой вид, будто она собралась на похороны. Но, услышав, что это могут быть его похороны, он вздрогнул. Это ее рассмешило. Непривычная одежда, словно панцирь, позволяет ей чувствовать себя другим человеком, каким-то безрассудным авантюристом. Это всего лишь невинный обман: Миели знает, что при первых же признаках опасности метамозг мгновенно избавит от опьянения и ненужных эмоций. Но подобное притворство тем не менее доставляет ей удовольствие.
