– Семнадцать – много. – Гиляров задумчиво покусал губу. – Снимай переростков с рейса, установи верхний порог на пятнадцати.
– Будет сделано.
Ростислав точно знал, что бывшему майору совсем не по душе дело, которым тот решил заняться вместе со своим патроном. Но также новый Президент знал, что цель оправдывает средства. И что Бугаев не подведет. Такие, как он, будут исполнять приказы до последней буквы, отбросив в сторону мораль, справедливость и милосердие. Будут исполнять приказы до тех пор, пока не сломаются, послав себе в лоб пулю. Но осознание чудовищности операции «Средний фон» еще не скоро постучится в их совесть. А это значит, нужно продолжать работу.
Вообще-то министра звали не Бугаев. Но так уж получилось, что сразу после Инцидента лично отобранные майором бойцы составили так называемую «тысячу бугаев», после чего к решительному тысячнику приклеилось прозвище, так похожее на фамилию.
– Хорошо, – после короткого размышления подвел черту Гиляров. – Пусть будет сорок. Так и сообщу, готовь товар к отправке. Есть еще что-то срочное?
– Ничего, что нельзя обсудить на дневной планерке, – за время разговора на изрытом фронтовыми окопами лице Бугаева не дрогнул ни один мускул, но в глазах блестели льдинки.
– Тогда отбой, – вздохнул Президент, выключая коммуникатор.
Они наверняка будут прокляты, непримиримые найдутся всегда. Но имена Гиляровых и Бугаевых предадут забвению, только если они проиграют. Только если не смогут скрыть, какой ценой возродилась Сибирь, сумев дать отпор разрушенному «центру» и шакалам-поднебесникам, выжидающим момент, чтобы подмять.
Историю пишут победители, об этом говорили все учебники истории, это доказывали биография доктора Кауфмана или строительство Станции «Наукома». И, если проект будет удачным, новое поколение сибиряков воздаст Гиляровым и Бугаевым должное. Воздаст, пережидая зимы в теплых домах, водя детей в отстроенные школы и больницы, имея в кармане кулак, способный ударить любого врага – сильно и без пощады.
Ростислав вдруг понял, что сознательно накручивает себя перед предстоящим разговором. Накручивает, чтобы не дрогнуть в последний момент, отказав подрядчикам и вдруг не поставив крест на том, чего уже нельзя остановить.
Послав в сеть условный зашифрованный сигнал, он приготовился ждать. Откинулся в кресле, побарабанил пальцами по подлокотнику. «Человек-птица», как про себя называл его Гиляров, никогда не отвечал сразу.
Вызов поступил минут через пять-семь, как обычно. По той же традиции вызывающий вновь воспользовался стационарным спутниковым коммуникатором, позволяя видеть себя, но не требуя от собеседника встречного видеоконтакта.
Подключая гаджет к «балалайке», Ростислав вздрогнул, заметив на сетчатке глаза сразу несколько пиктограмм – новый канал связи был защищен так, как безопасникам сибирского Правительства и не снилось. Прикоснувшись к левой ладони, Президент принял входящий, про себя вознеся короткую молитву Всевышнему.
– Здравствуйте, Ростислав Михайлович, – сказал с экрана человек в плаще и птичьей маске, выглядывающей из-под темного капюшона.
– Здравствуйте… – со стороны казалось, что решительный Ростислав Михайлович оцепенел, уставившись в пустоту. Ему всегда было не по себе, когда это называло его по имени. – Сегодня, если я не ошибаюсь, у нас очередной сеанс связи?
– Верно. – Птичий клюв, похожий на журавлиный, склонился, когда его обладатель медленно кивнул. – Вы готовы сделать новые инвестиции в проект?
– Да, – ответил Гиляров, чувствуя, что потеет. Радуясь, что его в этот момент не видно, он потянул узел галстука. – Увеличить темпы пока не удастся, но еще сорок единиц товара вы получите уже на следующей неделе…
CREDITUM VIII
Он никогда не считал себя бандитом, нет. Хотя за короткую житуху и грабить приходилось, силой отбирая у слабого то, что по нраву. И воровать, подхватывая, что плохо лежит, в основном одежду и еду. И даже убивать, брать немалый грех на душу, защищая свое добро, здоровье и жизнь.
Нет, он не бандит, потому что переступать законы его заставляли – угроза смерти от голода, угроза изнасилования в общей душевой, угроза не добиться положенного по возрасту авторитета. Бандиты не такие, Митяй это точно знал, вычитав в книгах, услышав от взрослых надзирателей и убедившись на себе.
Они отморозки, сознательно – и это главное слово – выбравшие себе путь ножа и «дыродела». Люди, а часто и нелюди, которые не представляют себе жизни иной. Примеров и раньше было достаточно, а уж после Толчка вообще как прорвало…
Не успела осесть пыль, поднятая землетрясениями, а на большие дороги уже выползали вооруженные группировки националистов, наконец-то решивших очистить Сибирь-матушку от узкоглазых и арабов. За ними насладиться плодами хаоса рискнули маргиналы – тритоны и прочие недочеловеки, сообразившие воспользоваться суматохой и потрясти за мошну небольшие сибирские города. Хотя этих, благодаря особому виду безумия и полному отсутствию «синдина», задавили быстро… Задавили те же «революционеры». Это сейчас освободители Сибири стали БАРС, или «барсами», как сами себя величают. А тогда, три года назад, были бунтовщиками, обычными рейдерами, грабившими, убивавшими и набивающими карманы.
И еще появились Остроухие Куницы… Отлично экипированные, имеющие собственные жесткие законы, безбашенные лихачи, наводнившие Сибирь, расшатывавшие ее и без того шаткие основы.
Митяй не знал, была ли между разрозненными отрядами Куниц какая-то координация или же новое веяние само по себе размножилось под порывами ветра свободы. Но факт оставался фактом – и под Омском, и за Красноярском, и в окрестностях сибирской столицы начали бесчинствовать отряды странных людей, для демонстрации собственной жестокости и устрашения врага подрезающих себе кончики ушей.
Вот это бандиты, да. Как фермеры на луга, выходят они на большую дорогу, совершают вылазки по деревням, вступают в отчаянные схватки с федералами. Для них это романтика, образ мышления и жизни, без которого они задохнутся, как выброшенные на берег караси. Среди мальчишек Напильника, пусть даже и преступавших закон, таких было очень мало. Может быть, позже, когда дети подрастут, как это произошло с Клёпой… Но об этом лучше и не помышлять.
Митяй не был бандитом, нет. Сейчас, изучая белый, в лохмотьях облупившейся извести потолок карцера, он в который раз оценивал себя. Думал о том, что, выпади второй шанс или возможность, непременно поступил бы иначе. Сделал бы так, чтобы не красть. Не грабить. Не убивать…
Но только не в этот раз. Вспоминая произошедшее за кухонным блоком, Митяй снова и снова убеждался в своей правоте и даже желании повторить содеянное. А может быть, и не один раз. Такое с ним происходило впервые, а потому паренек нервничал, ворочаясь на железной койке без матраса.
Раскаивался ли он? Нет, нисколько.
Конечно, с Напильником вышло неправильно. С нарушением законов Кропоткина – тоже неправильно. Ведь можно было надавить на директора, ввести поправки в свод правил лагеря, что-то изменить. Чтобы с девчонками только по обоюдному желанию и чтобы не раньше двенадцати лет…
