Книга Кредит на милосердие, страница 22. Автор книги Андрей Фролов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Кредит на милосердие»

Cтраница 22

Ростислав брезгливо сморщил нос, выключая телевизионную панель. Они сколько угодно могут болтать о том, что вопрос с непокорной Республикой будет решен без применения силы, потому что знают, как. Единственная причина, очевидная любому умному человеку, – страна еще не оправилась. А без сибирских заводов, людских ресурсов, налогов и полезных ископаемых не оправится еще долго. Сейчас, злобно поглядывающие друг на друга, Сибирь и вся остальная Россия начали гонку по восстановлению потенциалов, и кто первым эту гонку победно завершит, тот и станет диктовать условия.

Как бы дико это ни звучало, но отдельную благодарность Ростислав возносил и Мертвому. После случившегося на Станции доктор Кауфман, казалось, решил радикально преобразить Анклав. Расширял сферу влияния, физически увеличивал географию. Теперь Москва – уже не обычная корпоративная крепость на теле страны. Отныне она – гигантский фильтр, через который на Станцию стекаются людские реки паломников «Наукома». Пока Россия не решит, как реагировать на неуемную активность Мертвого, начала внезапных боевых действий можно не ждать…

Ростислав взглянул на свое отражение в темном экране погасшего телевизора. В общем-то, подобные аналитические передачи, состоящие из пропаганды и намеков на суицидальность отделения, льстили Гилярову. Они раз за разом доказывали, что выбранная им и его кабинетом политика верна, а новая беда еще не торопится дышать в затылок. Однако передача мешала, отвлекала от переговоров и размышлений, а потому он прервал эксперта по внешней политике на самом интересном месте.

– Что говоришь? Да отвлекли тут меня, повтори-ка последние две цифры! Ага, понял.

Вести государственные дела из мобиля было не очень удобно. Сеть опять упала, поднять ее машинисты администрации обещали не раньше чем через пару часов. Пока же приходилось управляться сразу с двумя спутниковыми коммуникаторами «Наукома», от руки делая рабочие пометки в планшетном ежедневнике.

– Нет, я понимаю. А должно быть четыре сотни, понимаешь? Вот чтобы нашел! Излишки убирай, да под замок. Охрану из казачков выставь. Хоть одна тонна пропадет к зиме, шкуру спущу, ясно? Всё, действуй…

За окнами кортежа плавно обновлял пейзажи Новосибирск, но в этот раз Ростислав почти не обращал внимания на штанги подъемных кранов, дорожную технику или десятки рабочих, продолжавших восстанавливать город. С каждым новым весенним днем, более и более теплым и пригожим, забот становилось всё больше, заваливая с головой.

Однако яркие, украшенные лентами и голографическими открытками мобили его интерес всё же вызвали. Свадебный кортеж катил навстречу, сигналя шумно, весело, громко. Ростислав заметил центральную машину с невестой, высунувшейся в открытое окно, несмотря на морозец. Раскрасневшаяся от счастья и вина, она улыбалась, маша рукой проезжающим мимо водителям. Из верхнего люка выглядывали жених и свидетель, тоже опьяненные, с развевающимися по ветру галстуками. Свадьба – это хорошо. Возвращается привычная жизнь, как заведено было веками. К слову, позавчера Президент встречал похожий кортеж. Значит, не замерла жизнь столицы…

Но свадьба укатила, а насущные дела навалились с новым азартом. Продолжая принимать отчеты и выдавать распоряжения по коммуникатору, Гиляров даже не заметил, как мобили вкатились на третий, самый высотный ярус Каменской магистрали. «Умели же строить в прошлом», обычно думал в этом месте он, рассматривая треснувшие, но устоявшие опоры…

Вдруг вернувшись мыслями в далекий августовский день, Ростислав даже отложил планшет. Вспоминать было тяжко, страшно, от этого сразу холодели ладони и на лбу выступала испарина, но иногда Президент Сибири намеренно заставлял себя в красках восстановить, как это было. Увидеть, чтобы в обновленной яркости ощутить, какую ответственность отныне несет за выживших.

Тряхнуло, конечно, в первую очередь в Кемеровском посаде, до Новосибирска докатилось волной, ударило эхом с юга. И если Кузбасс или Алтай, стоявшие на сейсмоопасных плитах, фактически перестали существовать как провинции, то главному сибирскому городу повезло куда больше. Конечно, плотина, построенная чуть выше мегаполиса, вытерпела не все удары, но по сравнению с бедствиями того же Красноярска наводнение было сущим пустяком.

После потопа полыхнули пожары. За ними – паника и мародеры. Счет жертв пошел на тысячи. Обвалились главные символы города – Оперный театр и деловой небоскреб «Богатство Сибири». Сеть рухнула, как боксер после нокаута. Из пяти городских мостов через Обь уцелели только три, самые современные. Службы спасения сбились с ног, в гибнущий город вошли войска.

Хаос, зародившийся на Кольском полуострове, ударил бездумно, дико, с яростью первобытной стихии. А еще чуть позже здесь вдруг поняли, что помощи от федеральных центров ждать не придется, ведь там масштабы катастрофы не шли ни в какое сравнение с местными.

Сколько Ростислав ни терзал память, никак не мог припомнить, кто первым предложил полагаться только на свои силы. Фамилии тех, кто уже через месяц после Инцидента подтолкнул его к решению и дальше двигаться в одиночку. Его замы, какие-то военные, безопасники и верхолазы – их было немало. Завертелось, закрутилось, умылось кровью бандитов и тех, кто хотел поживиться на человеческом горе. И когда центр всё же проснулся, пытаясь подсчитать ущерб, они уже осмелились…

– Мы не можем их не впускать! – батарея в коммуникаторе нагрелась от постоянной работы, грозясь вот-вот иссякнуть. – Чипуйте всех. Да, вскрывайте резервные хранилища, пусть атаман Кудрявцев лично распорядится, но впускайте всех. Ты пойми, Иваныч, что, если мы им откажем, они же снова уйдут в леса. Тебе вот нужно, чтобы к следующей зиме у Куниц появились новые отряды? И мне не нужно! Все, я сказал! Выдать памятки с законами, вшить «пилюли» и впускать. У нас не Анклав какой-нибудь, чтобы стеной отгораживаться… Да ты же сам мне к осени спасибо скажешь за эти тысячи рабочих рук. Всё, исполняйте.

Гиляров взял в руки второй аппарат, потренькивающий вызовом. Важным вызовом, одним из самых ценных в жизни.

– Да, милая. Всё в порядке, работаю. Да перестань ты, другим хуже. Хорошо, обещаю… Как дети? Ну, Семену привет, пусть не скучает. Да, если получится, сегодня пораньше. Видела уже? Ну и как? Купол почти закончили, к концу лета восстановим, да. А ты отвечай своим дурам, что восстановить театр многим важнее, чем тепловую сеть. Да, прямо так и говори. Это ж символ, как твои подруги не понимают? Скажи, это мои слова, да. Символы людям помогали выживать и в более тяжелые времена. Кто? Пусть покупает, да. Ну, всё, солнышко, – он вчитался в список вызовов на первом коммуникаторе, – мне работать пора. Детей поцелуй.

Иногда он ощущал себя чудищем. Настоящим чудовищем, не имеющим права топтать землю. Особенно когда сам целовал младшеньких, укладывая их спать. Старался улыбаться, смотреть ласково, а у самого на сердце скребли железными когтями дикие звери, напоминающие о поставках на север. Тогда он снова и снова приказывал себе вспомнить о долге, о миллионах сибиряков, о лежащей в руинах станции под Северском. И загонял совесть поглубже, где ее никто не сможет разбудить.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация