Сашок смотрел на Анастасию во все глаза и поражался: как она невозмутима после таких приключений, как замечательно свежо она выглядит, как сияют ее бархатные очи. Трудно поверить, что она только что совершила утомительное и опасное путешествие, возможно, потребовавшее вдобавок бессонной ночи. Сашок задумался: а может, верить не обязательно? Не логичнее ли предположить, что все это — очередной дурацкий розыгрыш Беника! Сначала тот подсунул Сашку чужой портфель, неотличимый от его собственного. А теперь вот — чужую женщину, похожую на жену Сашка, как однояйцовый близнец. И опять морочит ему голову загадками. Нет уж, довольно!
— Винограду не хотите? — прервала размышления Сашка Анастасия.
— Винограду?! — Сашок так заорал, что Анастасия невольно отдернула целлофановый пакет с гроздью сочных темно-красных ягод.
— Что, что случилось? Вам что, религия не позволяет?
— Почему — религия? — в свою очередь удивился Сашок.
— Ну не знаю… Одним свинину нельзя есть, другим говядину, третьим рыбу без чешуи… Может, ваша церковь вам виноград запрещает, откуда я знаю. Вы так закричали…
— Нет, просто я не ожидал… ведь именно виноград…
— Что виноград?
— Да нет, ничего. Просто я… Неважно, ерунда, не имеет значения, — сконфузился Сашок. — Вообще-то я православный, но в церковь не хожу…
— Напрасно.
— Почему это напрасно?
— Ну, надо же все-таки на всякий случай…
— На какой случай?
— Не притворяйся, что не понимаешь!
Кажется, Настя немного рассердилась, причем сталь сразу вылезла на поверхность, наполнила ее глаза, обострила черты лица — так, что даже сходство с Анной-Марией вдруг куда-то улетучилось: перед Сашком сидела совсем другая женщина.
«С такой лучше не ссориться», — сказал рассудительно его внутренний голос. «Больно ты мудрый», — огрызнулся Сашок, а вслух заявил:
— Англичане — я имею в виду настоящих туземцев — никогда не будут на такие темы, вроде существования бога, говорить с малознакомыми людьми.
— Но ты же не англичанин?
— Да нет, конечно. Англичанином стать невозможно. Надо здесь вырасти — в настоящей местной семье, впитать в себя с детства что-то такое.
— Что именно? — Анастасия явно уже успокоилась, заинтересовалась разговором и снова стала жутко похожа на Аню-Машу.
— Знаешь, говорят: тот не англичанин, кто не умеет сказать «Неужели?» — «Really?» — с семнадцатью разными интонациями.
— Неужели? Really? — сказала Настя и опять заразительно рассмеялась.
Сашок тоже засмеялся.
— У тебя… У вас…
— Что у меня, у нас?
— У вас… Восемнадцатая интонация.
Насмеявшись вдоволь, Анастасия сказала:
— Ты еще скажи, что тебе вся эта маета нравится.
— Знаешь… Иногда кажется: что-то в этом есть. Стоицизм этот, справедливые правила игры. Красиво по-своему. А иногда — раздражает, нет сил. Думаешь: ведь все это — та же гордыня, только навыворот…
— А я слышала, что они, англичане твои, страшные националисты… разве нет?
— И да, и нет… Как всегда, все сложно… Конечно, есть такое выражение «Воги начинаются в Кале…» Ну, или в Фолкстоне…
— Вог? Это журнал такой шикарный? Американский, кажется…
— Звучит похоже, но первая буква по-английски— дабл-ю, сжимаем губы дудочкой… Wog…
Анастасия ужасно смешно попыталась воспроизвести дудочкин звук…
— Ну вы же wow можете сказать?
— Ну, wow, это другое дело…
— Да нет, не другое… Итак, сожмите губы… да, вот и отлично, все получилось… — Так вот «wogs» — это пренебрежительное название чужеземцев со смуглой кожей… Индийцы англичан звали «limey» — бледно-зеленые, как лаймы, лимончики горькие такие… А те в ответ индийцев — «вогами»…
Но в Англии не все так просто — либералы консерваторов обвиняли в расизме, говорили, ну да, у вас «воги» начинаются в Кале… на Ла-Манше, короче говоря… значит, для вас все остальные европейцы — тоже «воги»…
— Черножопые то есть, — сказала Анастасия.
Сашок этого слова очень не любил, поэтому поморщился… помолчал, решил никак специально не реагировать, сделал вид, что не расслышал… Помолчав, сказал:
— Знаете, какая разница между французами и англичанами? И те и другие считают себя лучше всех. Но если французы презирают остальное человечество, то у англичан — ксенолипия.
— Это еще что такое? В жизни такого слова не слыхала.
— Это значит, что они не ксенофобы, они — ксенолипы. Жалеют нас, бедненьких, — всех, кому не повезло родиться британцами.
— Ну, меня, например, жалеть не надо, — решительно заявила Настя.
— Вас — точно нет, — вежливо согласился Сашок.
Немного помолчали. Анастасия смотрела в окно и, видимо, впитывала услышанное, а потом спросила:
— А чего это англичане твои, если они такие стоики, бесятся на островах всяких там греческих и испанских? У нас про это пишут иногда. И по ящику недавно показывали, как они надираются в стельку да голыми скачут.
— Да, прорывает их. Тут, в Великой Британии, надо держать себя в руках, делать вид, что все человеческое чуждо, а там, за границей, это вроде как не считается.
— Все-таки лицемерие какое-то, — фыркнула Анастасия.
Сашок хотел было возразить, но тут они оба одновременно заметили человека, энергично кивавшего с дальнего сиденья. Тот явно старался изо всех сил привлечь их внимание, улыбался, подмигивал, показывал большой палец. И теперь, убедившись, что Сашок заметил его, обрадовался, замахал руками, закричал: «Ю олл райт, мэйт?»
— Это еще что за урод? — встревожилась Анастасия.
— Это Гарри.
— Знакомый?
— Да нет, он… В общем-то, он живет в нашем городе, не знаю точно где… Детишки у него славные… Мальчик и девочка. Кажется, он домушник.
— Кто?
— Грабитель. Дома чистит. Ну, то есть официально он числится безработным.
— Откуда же это известно, что он грабитель?
— Слухом земля полнится… Городок-то небольшой… Все друг о друге все знают. Его все время арестовывают, обыски устраивают, но ничего доказать никогда не могут. Ловок больно. Мои родичи считают, что это он нас четыре раза обчищал.
— Да ты что! Ну и нравы у вас тут! А чего он тогда кивает так дружелюбно? Прямо друг семьи, можно подумать!
— Ну, наверно, он себя чем-то в этом духе и считает. Привязался, за столько-то лет.
— Бред какой-то. Слушай, а нельзя подкараулить его как-нибудь и башку проломить?
— Нет, лучше не связываться. Судьи тут строги к превышению самообороны. Это наказывается очень жестоко.
