В глазах Анастасии теперь появилось какое-то странное мечтательно-пьяное выражение, ее губы уже путешествуют по его шее, по щеке, и вот уже подбираются к уху и еле слышно шепчут (или это Сашку кажется?): «Сними трусики…»
Трусики эти оказались поразительной треугольной формы и замечательного ярко-зеленого цвета. Анна-Мария, как теперь вдруг понял Сашок, носила совсем другие, обыкновенные и, видимо, очень старомодные трусы. Этот же треугольничек был специально создан для того, чтобы сводить с ума, он открывал гораздо больше, чем скрывал, но в то же время обещал и прятал какую-то жгучую тайну.
Многие годы спустя Сашок будет регулярно просыпаться по ночам от одного и того же сна, в котором рука его будет тянуться к зеленым трусикам. Во сне этом не будет уже никакого эротического смысла, а лишь потрясение, шок и изумление. Сам сон, он черно-белый, но про трусики будет каким-то образом известно, что они — зеленые. А Анастасии, как правило, в том сне вообще не будет.
Сашок в очередной раз вынырнул на поверхность, оттого что кто-то громко говорил ему в ухо и даже, кажется, тряс за руку.
Невероятно, но это опять был Гарри!
— Я смотрю, мистер Тутов, мы с вами снова в одном поезде оказались и даже в одном вагоне! — радостно восклицал Гарри.
Сашок хотел его отшить грубо, но в последний момент сдержался.
— Ну, что тут уж такого удивительного… в одном городе живем, как-никак, — примирительно сказал он.
— Нет, не скажите, я вот частенько в последнее время в Лондон мотаюсь, но с вами давно не сталкивался. Как поживают ваши уважаемые родители?
— Вы, наверно, имеете в виду тестя с тещей? Они оба в добром здравии.
— А жена?
— Жена? — машинально повторил за Гарри Сашок и поперхнулся — словно кость в горло попала.
Ведь и в самом деле — как там его жена, Анна-Мария? Каково ему будет сейчас увидеть ее, как он будет себя держать, какие слова ей скажет? От этих мыслей Сашка просто оторопь взяла. Ему казалось, что он непременно сразу же выдаст себя, что голос будет предательски срываться, глаза — юлить в сторону, лицо краснеть или бледнеть.
Короче говоря, Сашок снова погрузился в размышления — но на этот раз очень тревожного свойства. Ведь удивительное дело: он до сих пор даже не задумался о том, что будет делать дальше. Потерять Анну-Марию? Какая ужасная мысль. Отказаться от Насти, в тот момент, когда перед ним открылись такие удивительные дали? Обидно! Попытаться жить двойной жизнью? Ой, слаб Сашок на этот счет, ой слаб! Запутается немедленно.
Каждое дело, думал Сашок, требует профессионализма, и дело супружеской измены не составляет исключения. И — почти как всегда в трудные моменты жизни — Сашок вспоминал своего одноклассника и наставника Гаврилова. Вот уж кто блистательный профессионал и, можно сказать, ветеран. О, как блестяще умеет он заметать следы, каким успехом он пользуется у молоденьких девушек. Но! Какой он при этом семьянин, как его уважает не только супруга, но также тесть и теща. И это несмотря на то, что почти не было момента, чтобы у Гаврилова не было любовницы, а то и двух. «Сердце — не камень», — учил он Сашка.
Нет, далеко Сашку до наставника, и уроки его не пошли впрок. Впрочем, интересно, что посоветовал бы Гаврилов Сашку вот в этих конкретных обстоятельствах? Что сказал, если бы узнал, что обе женщины так феноменально похожи? Надо бы позвонить ему в Москву и посоветоваться, решил Сашок.
В общем, понятное дело, он плохо слушал Гарри, пока тот распространялся о новостях страхового рынка, о сравнительных достоинствах той или иной компании, страхующей население от ограбления. Наконец до Сашка дошло, что Гарри упорно добивается ответа на какой-то вопрос. И Сашок почти машинально выпалил: «Норвич Юнион», предполагая, что Гарри, как водится, интересуется, где страхует свое имущество Сашкова семья. «Опять обчистить нас собрался», — меланхолично подумал Сашок.
Про Гарри говорили, что он хоть и домушник, но при этом добрый, совестливый человек. Идя на дело, он всегда предпочитает удостовериться, что имущество избранной жертвы застраховано, ведь в таком случае можно считать себя чем-то вроде социалиста, добивающегося некоторого перераспределения общественного богатства. Ведь эти страховые компании — они такие богатые, они так жируют, наживаясь на населении, от них не убудет.
— «Норвич Юнион»? — оторопело повторил за Сашком Гарри. — При чем тут они? Нет, я говорю: когда я вас сегодня увидел вместе с женой, то мне показалось, что она как-то изменилась, что ли… То ли похудела слегка, то ли наоборот…
«Ишь ты, наблюдательный какой», — подумал про себя Сашок, а вслух сказал:
— Нет-нет, что вы, с Анной-Марией все в порядке.
— Значит, мне показалось. Да это и неудивительно, поскольку я редко ее вижу. А уж вместе вас не видел никогда. Ведь она не ездит с вами в Лондон?
Разговор уже начал казаться Сашку подозрительным, и Гарри, словно услыхав его мысли, тут же перевел беседу на другую тему.
— Но уж если вы заговорили о «Норвич Юнионе», то вот что я вам скажу: если сравнить дисконт, который они дают в случае, если вы страхуете и здание и его содержимое одновременно…
Но тут Сашок перестал вслушиваться в бормотание Гарри, тем более что говорил он с чудовищным южно-лондонским акцентом и понимать его было нелегко — для этого требовалось постоянное напряжение. А Сашок устал… Но он, будто издалека, сквозь какую-то пелену, смотрел на Гарри и думал: вот сидит нормальный человек, немолодой уже, не слишком по жизни успешный, может, грабитель, а может, и нет, просто отставной страховой агент, которого почему-то оклеветала городская молва. Но этот человек едет к себе домой, к жене и детишкам, его ждет вкусный ужин, рюмка красного вина или баночка пива, семейный просмотр очередного сериала. Выйдет себе сейчас на «Фолкстоне» и двинет к дому, к простым радостям жизни. А его, Сашка, что ждет? Враждебная тишина, вот что. Грустная и обиженная жена. Причем Анна-Мария уже наверняка дала понять родителям, что у них с Сашком разлад. И некому Сашку поплакаться в жилетку, вот разве что, действительно, в Москву Гаврилову позвонить, может, тот хоть как-то посочувствует.
Но когда он понуро подошел к дому — как все-таки интересно устроен человек, — его настроение вдруг резко изменилось. Им завладела новая мысль. А почему, собственно, он должен так уж поджимать хвост и виниться? Ведь Анна-Мария ничего не знает об Анастасии и о том, что происходило сегодня в гостинице «Корнуолл»! А дуется она на Сашка всего лишь за странный телефонный звонок накануне, за то, что его привезли домой на таинственном шикарном лимузине, за легкий запах виски. То есть за то, в чем Сашок нисколько не был виноват. И, следовательно, обижается она несправедливо, а значит, Сашок и сам с полным основанием может стать в позу оскорбленного достоинства.
Так что в дом он входил уже с гордо поднятой головой. Но дома Сашка ждал сюрприз. Анна-Мария — кажется, впервые в жизни — не пришла домой ночевать.
Глава 14. Жена исчезает
Это казалось совершенно невозможным, ведь до сих пор ничего подобного не происходило. В тех редких случаях, когда Анна-Мария задерживалась на работе или когда ее социальный департамент устраивал какое-нибудь мероприятие в поддержку очередного благородного дела (пение хором в пользу летучих мышей Уэльса, например), она всегда предупреждала об этом заранее. Да что там заранее — о грядущем позднем возвращении Ани-Маши домой становилось известно чуть ли не за две недели, и предстоящее событие широко обсуждалось в семье. Теперь же ее не было дома, и — что самое поразительное — Джон и Мэгги понятия не имели, где находится их дочь.
