Вот и Лэмберт демонстрировал, на что способен сильный духом — даже если он обречен капризом природы весить треть тонны. Вот почему он был так популярен и почему о нем до сих пор — двести с лишним лет спустя! — не забыли не только жители его родного Лестера, но и других английских городов. А не потому просто, что шесть здоровых мужиков помещались в его пальто и штанины были похожи на огромные мешки для муки. Мало ли было других жутких толстяков, всяких чудных уродов или, действительно, несчастных бородатых женщин… Кто помнит их имена?
Но российский собеседник слушал вполуха, а потом — и в четверть… Глаза его вскоре подернулись дымкой. Ему было скучно, в сон потянуло…
Ну, может, действительно, просто устал человек, трудно ему вслушиваться в заумный рассказ, в звук монотонного голоса… Он, может, накануне до поздней ночи деривативное дерево какое-то высчитывал, миллионные прибыли британскому своему работодателю обеспечил, а потом еще до утра в ночном клубе гулял… А тут ему про какого-то толстяка чего-то такое впаривают…
Сашок хотел бы еще поговорить об исторических героях Британии. Королей своих они уважают, это понятно. Ричарда Львиное Сердце помнят или Генриха VIII, хоть тот и проходит по категории злодеев. Но все же злодеев выдающихся. Женщин высоко чтут — и великую королеву Викторию или выдающихся двух Елизавет — и Первую, и нынешнюю, особенно уважаемую, — Вторую. Но монархи и всякие большие начальники, это ладно. Но помнят, к примеру, и так называемых «толпаддлских героев».
Толпаддл — так называлась деревня в графстве Дорсет, в которой в начале тридцатых годов XIX века шестеро крестьян объединились в свой тайный поначалу профсоюз. Тайный — потому что в то время закон не разрешал создания тред-юнионов в сельской местности. Суд приговорил героев к высылке в Австралию. Закон был формально соблюден, но общество не было с этим согласно и требовало перемен: восемьсот тысяч подписей собрали в поддержку «толпаддлской шестерки», мощные демонстрации шли по всей стране. И правительство вынуждено было переписать законодательство, а шестерку — амнистировать. Они вернулись на родину, и вот их до сих пор чтут в Англии как национальных героев: работает посвященный им музей, поддерживается в достойном виде памятник. За что им такой почет? А за то, что они поставили на кон свое благополучие, восстав против несправедливости. И победили при поддержке всего общества. Но могли ведь и не победить…
Еще какие герои есть у англичан и британцев? Ну, как и у всех других, великие полководцы и флотоводцы имеются — адмирал Нельсон или герцог Веллингтон. Последний настолько герой, что даже популярнейшие резиновые сапоги, которые есть в любой уважающей себя британской семье, названы его именем. Так и говорят: сегодня придется надеть веллингтоны…
Но самые щедро награжденные герои Британии — все же не маршалы или генералы, как в «нормальных странах», а медики. Самая высокая награда страны — Крест Виктории. Местный эквивалент Героя Советского Союза. Всего семеро из ныне живущих имеют этот крест. Он, между прочим, перечисляется в некрологе, например, раньше всех остальных почетных званий — даже рыцарского. Не говоря уж о других орденах. Награды этой никого никогда не лишали, хотя теоретически эта возможность есть, но Британия помнит завет короля Георга V, настаивавшего, что такой орден нельзя отбирать ни при каких обстоятельствах. Если даже человек совершит ужаснейшее преступление, жуткое убийство и будет приговорен к смерти, то даже на свидание с палачом, на виселицу направляясь, осужденный будет иметь право этот крест надеть. Такова его невероятная ценность, за такие подвиги он выдается.
Среди британцев дважды Креста Виктории удостоились только двое — оба военные врачи. А самый именитый из рядового и сержантского состава, больше всех получивший всяческих военных отличий, включая Крест Виктории, — знаменитый герой Первой мировой войны Уильям Кольтман. Парадокс в том, что в силу религиозных убеждений он не хотел убивать людей и за всю войну ни одного выстрела так и не сделал. Командир пожалел его, не стал отдавать под трибунал, а вместо этого сделал санитаром на передовой. Его работа была — спасать раненых, вытаскивать их с нейтральной полосы, часто под шквальным огнем противника. Спас великое множество жизней, иногда не прекращая своей работы сутками. И полностью пренебрегая опасностью. Вот и стал национальным героем.
Вот же ведь странность какая: в других странах награждали прежде всего за количество убитых врагов, сбитых самолетов и сожженных танков. А в Британии — за спасенных раненых. Сашок боялся о таком рассказывать на родине. Ведь засмеют. Скажут, ну и чудаки твои англичане, это ж надо…
И потом непременно найдется кто-то в компании, да тот же Гаврилов, лучший школьный друг, кто скажет: слушай, брось ты, не такие уж пушистые твои британцы эти… Империя у них была — полная жесть. Восстание сипаев помнишь? А мау-мау в Кении? А в Малайзии что творили, а?
Восстания сипаев Сашок не помнил — поскольку произошло оно, когда ему было минус сто лет примерно. То есть даже прадедушка Сашков, сельский священник Феофан, еще не был зачат, и был ли в планах — неизвестно. Но из школьного и институтского исторического курса он смутно знал, что сипаи эти, индийские солдаты, отличались исключительной смелостью и жестокостью, но что и британские колонизаторы с ними обошлись беспощадно. Картинка в голове стояла: сипай, привязанный к жерлу пушки. Вот-вот она выстрелит, и его товарищам и единомышленникам будет преподан ужасный урок…
Картинку эту было тем легче авторам советских учебников добыть, что ее вовсю пропагандировали либеральные авторы современной Британии, гневно клеймившие преступления, совершенные их страной в XIX веке…
Правда, и знаменитая картина Верещагина на эту тему имелась; в России уже и тогда, до большевиков, радовались любому поводу уесть надменный Альбион…
И это уже живя в Англии Сашок узнал, что все было не так однозначно. Что жестокость подавления была реакцией на зверства сипаев, убивавших британцев, в том числе мирных жителей, сотнями. Насилуя женщин, включая совсем юных девочек. И, что важнее всего, лондонское правительство сделало далеко идущие выводы из произошедшего, учло многие требования восставших и пошло им навстречу. С местными феодалами стало договариваться, но и их всевластие ограничило законом об аренде. Провозгласило религиозную терпимость. Перестало вмешиваться в социальные вопросы (а раньше пытались заниматься строительством западного типа демократии). Ликвидировало ненавистную индийцам Ост-Индскую компанию, сделав всех местных жителей подданными королевы Виктории, а не собственностью жадных капиталистов…
А что, спросил как-то Джон Сашка, сделала Российская империя после среднеазиатского восстания, когда были убиты сотни тысяч человек и полмиллиона бежали в Китай? При том, что и там обе стороны совершали жуткие жестокости. Но на какие уступки пошла Российская империя? Сашок не мог вспомнить, хотя про то восстание что-то бегло говорили в школе…
Еще в одной статье, в случайно попавшей в его руки российской газете, Сашок прочитал неожиданное мнение. Дескать, империи бывают разные. Они разный образ жизни в себе несут. Российская, например, несла покоренным «стабильность», что, может, и недурно, но, с другой стороны, она же — есть сохранение феодального рабства. Британская, пусть и со всеми типичными для того времени эксцессами, обеспечивала создание квазипарламентов (ставших потом парламентами полноценными), независимых судов, утверждение главенства закона… Но в итоге британцам удавалось распространить по миру свое мировоззрение, и этим они очень гордились. Парадокс: захватывали колонии из чисто меркантильных соображений, но в итоге как-то так само получалось, что невольно приносили с собой прогресс…
