Он до сих пор не вполне врубился во все тонкости работы «пастухов», но там, где дело доходило до того, чтобы предотвратить нежелательную для нас утечку информации, Эллис не знал себе равных. И хотя даже ему не совсем удалось замять историю с нападением на дом в небольшом городке, Эллис запросто отложил публикацию, чтобы потом превратить ее в маленькую заметку о неудачной попытке ограбления.
И конечно же, методы работы Эллиса оставались для меня такой же тайной, как мои для него, и я никогда не понимал, в чем секрет его магии. Но я догадывался, что он тоже попросту находил уязвимые места журналистов, такие же рычаги воздействия, какими пользовался в иных целях Генри Лавинг. К каким в случае необходимости прибегал и я сам.
Да разве не все мы делаем это, когда диктуют жизненные обстоятельства?
Джоанн невидящим взором уставилась в экран, плечи ее поникли. Косметикой она не пользовалась. Из украшений Джоанн носила только часики, обручальное и свадебное кольца, тогда как Мари, припомнилось мне, вся обвесилась каскадом броских сверкающих побрякушек. Потом Джоанн начала сосредоточенно изучать один из своих сломанных ногтей.
Я подошел к окну, бросил сквозь щель взгляд на серую кирпичную стену и связался с Ароном Эллисом. Коротко доложил, что с нами происходит, хотя не сказал, где мы находимся сейчас и на какой из четырех десятков правительственных явок, расположенных в этом районе, укроемся в дальнейшем. Только самое необходимое. Мне поневоле пришлось поделиться информацией с одним из агентов Фредди, обеспечивающим прикрытие, и с водителем из нашего собственного транспортного отдела, который гнал нам сейчас сюда другую машину. Но я неизменно стремился свести к минимуму число тех, кто знал о местонахождении моих подопечных.
Нет, конечно, я доверял коллегам, но вместе с тем не сомневался — случись Генри Лавингу добраться до моего шефа, он сделает все, чтобы выяснить у него, где мы находимся. У Эллиса очаровательная жена Джулия и трое ребятишек, родившихся у них с интервалами ровно в четырнадцать месяцев, — старшему едва исполнилось восемь. Чтобы заставить Эллиса заговорить, Лавингу не понадобится и десяти минут.
И я не винил бы в этом босса. В таких умелых руках я точно так же рассказал бы все, что знаю. Помню слова Эйба Фэллоу в тот день, когда меня приняли в организацию:
— Слушай внимательно, Корт. Это правило номер один, и о нем не должно быть известно никому, кроме нас самих. Заключается оно в том, что какой бы важной шишкой ни был твой клиент, он для тебя всего лишь своего рода коробка или посылка. В ней может быть десяток яиц, хрустальная ваза или набор электрических лампочек. Товары широкого потребления. Ты можешь рисковать жизнью, чтобы доставить их в целости и сохранности. Но ты никогда не должен для этого жертвовать своей жизнью. Усек? Тогда запомни это раз и навсегда.
Эллис задавал дежурные вопросы, но я сразу почувствовал, что на уме у шефа, и упредил его:
— Уэстерфилд звонил.
— Знаю. И пожаловался, что ты не ответил… Или все же пропустил звонок?
— Я не стал отвечать. Пойми, Арон, мне совсем не хотелось, чтобы еще и он вмешался в царивший тогда хаос. Ты можешь сделать так, чтобы он оставил меня в покое?
— Да. — Но это было согласие с условием. — Только обещай, что иногда будешь сообщать ему, что происходит.
— А не могу я сообщать об этом тебе, чтобы ты потом передавал все ему?
— Просто кратко созвонись с ним. От тебя что, убудет? — Он уговаривал меня как старший брат младшего непременно позвонить мамочке в день ее рождения.
Мне пришлось согласиться.
— Известно хоть что-то о том, где сейчас Лавинг? — спросил Эллис.
— Нет.
— А его сообщник?
— Мы знаем только, что он точно был. Имеем приблизительный словесный портрет. — И я описал высокого мужчину с волосами песочного оттенка, которого заметили на фланге дома Кесслеров. — Но больше у нас нет никакой информации о нем. Мне нужно заняться другими делами, Арон, извини. Хочу потолковать с Райаном о расследованиях, которые он ведет. Сейчас, когда мы сбили «дознавателя» со следа, самое время начать попытки вычислить заказчика.
Мы закончили разговор, и Джоанн попросила у меня телефон, чтобы связаться с приемной дочерью. Для Аманды она по-прежнему делала вид, что ничего серьезного не происходит. Пообещала в понедельник позвонить в школу и объяснить отсутствие девочки на занятиях. Казалось, Аманду действительно очень огорчила необходимость пропускать уроки и многочисленные внеклассные мероприятия.
Впрочем, что касалось этого, то Аманда походила на меня в том же возрасте. Вы не поверите, но я ходил в школу с удовольствием. Мне нравилась и сама учеба, и даже экзамены. А ведь при этом я быстро ощущал скуку — страдаю от этого и сейчас, — а потому поначалу школа казалась сплошным занудством. Но едва я начал относиться к занятиям как к серии все более и более сложных игр, они полностью захватили меня. Помню, однажды отец пригласил меня к себе в офис на какое-то праздничное сборище. Я был счастлив, что получил от него такое приглашение, но тем не менее притворился больным. Как только он ушел (а моя мама еще спала), я отбросил одеяло, под которым уже был полностью одет, и помчался в школу. Сказать вам правду, никогда в жизни я не слышал о школьнике, имитировавшем болезнь, чтобы пойти на занятия, а не прогулять их. В результате я чуть не начал делать карьеру в науке. И только сложная цепочка обстоятельств привела меня в охранный бизнес.
— Дайте мне поговорить с Биллом, — шепнул я Джоанн.
Она закивала в ответ и, закончив разговор с Амандой, попросила приемную дочь дать трубку дяде Биллу.
— Это Корт.
— Привет. У меня состоялась интересная беседа со старым другом в городе, — сообщил Картер, имея в виду, как я понял, что кто-то из местного полицейского управления информировал его о событиях у дома Кесслеров. — Не волнуйтесь, я говорю теперь только по вашему супертелефону, — поспешно добавил он. — Кажется, мы пропустили кое-что занятное?
Билл говорил эвфемизмами, потому что девочка была рядом и все слышала.
— Да, он подобрался к нам близко. Но к счастью, никто не пострадал.
— Как мне и сообщили, — продолжал Картер. — И что никто не знает, где теперь наш большой друг.
— Именно так.
Он рассмеялся. Иногда надо мной подшучивают из-за моей манеры вставлять в разговор краткие и старомодные выражения. Я же всегда считал их просто более точными. К тому же, когда вам исполняется двадцать и вы заканчиваете колледж, ваша манера говорить уже формируется окончательно. И не надо пытаться изменить ее. Во-первых, все равно не получится. А во-вторых, какой смысл?
— По нашим сведениям, о вас ему ничего не известно, — продолжил я.
— Это очень хорошо.
— Как прошла поездка? — спросил я.
— Без особых приключений. Если не считать того, что я заблудился и проехал по одной и той же дороге три или даже четыре раза.
