Несколько секунд спустя я выбрался из гущи леса на поляну и увидел впереди молодую женщину. Владея техникой быстрого перемещения в лесу, я сильно сократил свое отставание от нее, но между нами все еще оставалось не менее ста метров.
Оглянувшись, она заметила меня и остановилась.
В роли «пастуха» мне часто случалось преследовать людей до тех пор, пока они не останавливались. Обычно это происходило потому, что у них иссякали возможности к бегству, бензин в машине или силы в мышцах.
А бывало и так, что они останавливались, достигнув своей цели.
Мари встала на краю скалы, возвышавшейся над источником гула — рекой Потомак. Женщина, уже дважды пытавшаяся покончить с собой, смотрела вниз на бурную воду, бившуюся о камни порогов. Сама по себе скала была высотой метров в пять-шесть, не больше, зато река в этом месте представляла собой опасную и глубокую стремнину с мощными водоворотами.
Идеальное место, чтобы свести счеты с жизнью. Я продвинулся чуть ближе, но не делал резких движений, чтобы не испугать ее.
Она села, снова повернула ко мне опустошенное покрасневшее лицо. И соскользнула с края обрыва.
У меня зашлось сердце, когда я рванулся вперед.
Но потом я снова увидел ее голову и понял, что Мари расположилась на выступе скалы чуть ниже ее вершины. Теперь она сидела там над грудой камней, меж которых струились потоки воды.
Я медленно пошел вперед, заметив на противоположном берегу группу людей, вероятно туристов, двигавшихся тропой, которая вела от Чесапикского залива вдоль канала Огайо и дальше — мимо Джорджтауна в штат Мэриленд.
Я приблизился к краю скалы и тоже посмотрел на серо-коричневые буруны, пену и сверкавшие от влаги камни. Справа от меня Мари уселась на приступке, скрестив ноги подобно тому, как это делают во время занятий йогой.
— Мари, — обратился я к ней.
Она молчала и только поигрывала своей камерой. Я подходил все ближе, стараясь, чтобы она видела каждое мое движение и чтобы ни в одном из них ей не померещилась угроза. Остановился я уже метрах в пяти от нее и тоже уселся неподалеку от края скалы, отчасти для того, чтобы Мари не воспринимала меня враждебно, отчасти же по той простой причине, что мне самому не слишком по душе высота. Она окинула меня беглым взглядом и вновь сосредоточилась на своем «Кэноне». Подняла фотоаппарат и сделала несколько панорамных кадров долины реки, затем перенацелила объектив на лежавшие внизу валуны. А потом, что было уже совершенно неожиданно, навела камеру на свое лицо — опухшее и мокрое от слез. С выражением безнадежности в глазах.
Даже сквозь шум воды я смог расслышать, как сработал затвор зеркального фотоаппарата.
— Мари!
Она опять ничего не сказала, а продолжала снимать себя. Когда же повернулась ко мне, то только для того, чтобы тоже сфотографировать. Не увидев никакой реакции с моей стороны, откинулась спиной на камень.
Мне не понравился этот ее затравленный взгляд. Неужели она снова попытается покончить с собой?
— Мари, вам необходимо вернуться в дом, и как можно скорее.
Помолчав еще немного, она наконец заговорила:
— Здесь очень красиво… Ваш тур стоил того, что я заплатила за него.
— Прошу вас.
— Мне хотелось бы задержаться здесь для фотосессии, как вам такая мысль?
Странным образом сестры поменялись теперь ролями. Эмоциями бурлила Джоанн, вышедшая из ступора. Зато Мари казалась отстраненной, ушедшей в себя, спокойной.
Слишком спокойной.
— Что вы об этом думаете? — продолжала она. — Серия образов человека, падающего в воду. Интересно, долго ли камера будет продолжать снимать? Ее ведь можно поставить в режим автоспуска. Но боюсь, тут же выйдет из строя батарейка. Или вода попадет внутрь не сразу, как считаете?
— Мари, давайте вернемся.
— Нет, много кадров не получится, зато все сохранятся на карте памяти… Знаете, как трудно пробить себе персональную выставку в галерее? А уж продать свои работы… Но эта серия точно будет иметь успех. Я стану знаменитой.
Моя работа заключается в том, чтобы спасать клиентов от всего, включая их стремление к саморазрушению. А очень часто это самое сложное. Люди под моей защитой, как правило, попадают в экстремальные ситуации, а потому мысли о самоубийстве посещают многих из них. По счастью, никто из моих подопечных рук на себя так и не наложил, но среди моих коллег были и такие, кто терял клиентов подобным образом. Чаще всего это происходит во время затяжных операций, когда дни ожидания в изоляции постепенно слагаются в месяцы, а измаявшимся клиентам начинают мерещиться звуки. Совершенно невинные для постороннего уха, им они представляются предвестниками приближения неумолимой гибели от рук убийц.
Губителен при этом сам способ мышления, постепенно перерастающий в убеждение, что привычная жизнь для них навсегда закончилась, что не будет больше ни семьи, ни друзей, что ничего хорошего ждать уже не приходится. И охота на них продолжится, сколько бы они ни прожили. Вот так добровольная смерть начинает казаться самым разумным выходом.
А случай Мари, страдающей от комплексов и готовой принести себя в жертву, был еще сложнее. Она влюблялась в бесчувственных чурбанов, которые избивали ее. Не способная обеспечить себя, она переходила от мужчины к мужчине, и они пользовались ею, пока не утрачивали новизну ощущений и не уставали от ее странностей.
Мари снова посмотрела на воду.
Я поднялся, подошел немного ближе и снова сел на землю.
— Не беспокойтесь, меня не учили в броске хватать людей и оттаскивать их от пропасти. Сказать вам правду, мне до чертиков страшно находиться здесь.
Ее ответный взгляд словно говорил: «Не пытайтесь шутить, мистер гид».
Тем не менее Мари оценила разделявшее нас расстояние и, видимо, решила, что успеет соскользнуть вниз, если я брошусь к ней, а потому невозмутимо продолжала фотографировать.
На какое-то время установилось молчание, которое нарушил я:
— Что бы ни говорила ваша сестра, мы не можем быть уверены, что все произошло из-за ваших снимков.
— Образов. Мы называем их образами.
— Скоро я получу дополнительную информацию.
— Но ведь в этом есть рациональное зерно, не так ли? Фотографировать людей, которые превыше всего ценят анонимность. Совать нос в чужие темные делишки, — с горечью добавила она.
— Такая вероятность существует. — Я не стал отрицать очевидного.
— Удивительно, что вы не предусмотрели ее, Корт. Ведь вам удается предусмотреть почти все остальное.
— Признаться, я сам удивлен, что не подумал об этом. — Я ничуть не кривил душой. Мой профессиональный интерес к Мари был исчерпан, как только мы исключили Эндрю из числа возможных заказчиков.
Она снимала.
