– Это было так ужасно, мистер Питт. Словно ночной кошмар стал реальностью, воплотился в реального человека. И все, кого я знаю, были так же потрясены и испуганы, как мы.
Она бессознательно включила и мужа в число потрясенных.
– Мы почти ни о чем не могли спокойно думать, пока Годмена не повесили. Кошмар пронизал собой все, как тьма, как наваждение, словно убийца каждую минуту мог явиться с Фэрриерс-лейн и того ужасного двора и зарезать, а потом распять всех нас.
– Но с этим покончено, миссис Стаффорд, – мягко сказал Питт. – И незачем больше беспокоиться и нервничать.
– Покончено? – Она круто обернулась к нему. Ее темные глаза расширились, в них все еще стоял страх, а в голосе звучало напряжение, как будто она все еще чего-то опасалась. – Покончено? Вы так думаете? Но почему тогда убили Сэмюэла?
– Не знаю, – развел руками Томас. – Мистер Ливси думает, по-видимому, что мистер Стаффорд нисколько не сомневался в справедливости приговора, вынесенного Годмену, и просто хотел найти этому еще одно подтверждение – такое, чтобы даже Тамар Маколи наконец убедилась в его справедливости и оставила бы все как есть. В интересах общественного спокойствия.
Миссис Стаффорд словно оцепенела в своем черном траурном платье.
– Но тогда возникает вопрос: кто же убил Сэмюэла? – спросила она тихо. – И, ради всего святого, почему? Все кажется таким бессмысленным… Он умер после визита этой женщины, но, кроме нее, говорил еще с О’Нилом и Джошуа Филдингом относительно свидетельских показаний. Вы не… Вы не думаете, что кто-нибудь из них убил Кингсли Блейна, а теперь они испугались, что Сэмюэл что-то узнал, и стали опасаться его решимости это доказать?
– Возможно, – нехотя согласился Питт. – Миссис Стаффорд, вы не можете сказать, что могло стать известно вашему мужу и чем он мог поделиться с ними? Даже если это были лишь предположения? Это так помогло бы следствию…
Несколько минут Джунипер молчала, сосредоточенно нахмурившись. Томас ждал.
– Он, по-видимому, считал, что надо что-то срочно предпринять, – сказала она наконец, и тревожная складка залегла у нее между бровями. – И вряд ли бы пошел к Девлину О’Нилу, человеку, столь близко знавшему убитого, его другу, если бы сам не располагал какой-то новой информацией или свидетельствами. Я… просто увидела это по тому, как он держался. Ему стало что-то известно. – Она взволнованно посмотрела на инспектора. – И вполне естественно, что он не стал обсуждать это со мной. Подобное было бы нарушением тайны расследования. Да я и не знала всех подробностей того давнего дела. Мне было известно только то, о чем говорили в обществе. Ведь тогда все обсуждали убийство. Нельзя было встретиться с друзьями или знакомыми – в опере или на обеде, да и вообще где бы то ни было, – без того, чтобы разговор через считаные минуты опять не зашел об этом злодейском убийстве. То преступление вызвало ужасный гнев общества, мистер Питт, оно было ни на что не похоже.
Томас подумал о мрачной атмосфере страха и предрассудков, которую породила запятнанная кровью Фэрриерс-лейн и которая проникла даже в роскошные лондонские гостиные и респектабельные, с бархатной мебелью, клубы для джентльменов, где звенел хрусталь бокалов, где воздух был пропитан ароматом дорогих сигар.
– Уверяю вас, это было необычное преступление, – с нажимом проговорила миссис Стаффорд, словно полицейский сомневался в ее словах. – Никогда я не наблюдала взрыва такой ярости, не считая убийств в Уайтчепеле, конечно. Но, кроме того, в убийстве Блейна был элемент кощунства, которое приводило людей в исступление, и поэтому даже богобоязненные и милосердные люди не могли дождаться, когда же Годмена наконец повесят.
– 3а исключением Тамар Маколи.
– Очень неприятно думать, что мисс Маколи может быть права, да?
– Да, действительно, – сказал Томас сочувственно. – И думать об этом гораздо страшнее, чем о самом преступлении.
Она не поняла.
– Убийство Кингсли Блейна – смерть одного человека, – пояснил Питт с горькой улыбкой, – а, так сказать, убийство Аарона Годмена было медленной, юридически обоснованной, яростной местью, вызванной страхом, безумием, несправедливостью со стороны народа и его системы судопроизводства. То, что существуют преступники, есть печальный факт бытия всего человечества, но иметь такие законы, которые в критический момент подвергают непоправимому наказанию невиновного, чтобы успокоить наши собственные страхи, – это трагедия гораздо большего масштаба. Она значит, что все мы дали согласие на убийство, все мы им запятнаны.
Миссис Стаффорд была очень бледна, глаза у нее запали, шея напряглась.
– Мистер Питт, но это… это просто ужасно! Бедный Сэмюэл! Если он думал так же, если опасался ошибки, то неудивительно, что он так расстраивался.
– А он расстраивался?
– О да, он уже некоторое время был очень обеспокоен этим делом. – Она глядела на пушистый дорогой ковер под ногами. – Я, конечно, не уверена, но, полагаю, это была боязнь того, что мисс Маколи собирается оживить тот процесс в памяти общества и тем самым бросить тень на справедливость закона. Это, конечно, могло сильно беспокоить мужа. – Она взглянула Питту прямо в глаза. – А закон Сэмюэл любил и уважал. Он посвятил ему большую часть жизни и почитал его превыше всего. Для него закон был религией.
Питт заколебался. Мысль, пришедшую ему в голову, было затруднительно изложить так, чтобы не обидеть Джунипер.
Она же все смотрела на него, не отрывая взгляда, в ожидании ответа. В глазах у нее по-прежнему стоял страх.
– Миссис Стаффорд, – неловко начал Томас, – не знаю, как спросить вас об этом… Не хочу показаться невежливым, но… но возможно ли, что он… он собирался защитить доброе имя закона… в глазах общества… – и осекся.
– Нет, мистер Питт, – ответила она тихо, – вы не знали Сэмюэла, иначе вам никогда не пришлось бы спрашивать об этом. Муж был человеком абсолютной честности. Если бы он располагал доказательствами того, что Аарон Годмен не виноват, то немедленно обнародовал бы их, невзирая на свой пиетет к закону и судебным властям, заботу о добром имени какого-либо адвоката или судьи или даже беспокойство о своей собственной репутации. Если бы у него были подобные доказательства, он обязательно поставил бы о них в известность все общество. Вероятно, он подозревал что-то или кого-то, но теперь его нет, он ушел, и мы никогда не узнаем, что же это было за подозрение.
– Если только не пойдем по следам этого кого-то, – ответил Питт. – Если возникнет такая необходимость, я возьму это на себя.
– Спасибо, мистер Питт, – Джунипер заставила себя улыбнуться, – вы были очень любезны и деликатны, и я всей душой верю, что вы поведете дело наилучшим образом.
– Я, конечно, постараюсь, – ответил инспектор.
Он уже осознавал, что его расследование может ей не понравиться. В любом случае будет трудно выяснить, что же нового обнаружил Сэмюэл Стаффорд спустя столько лет после закрытия дела и что внушило кому-то такой сильный ужас, что тот счел необходимым убить судью. Питт смотрел на красивое правильное лицо Джунипер, на ее темные брови и вдруг в первый раз после того, как увидел ее в театральной ложе, заметил в ее глазах спокойствие; так она смотрела на сцену до трагедии с ее мужем. Томас даже ощутил некоторое чувство вины – ведь она в него поверила, а он сейчас сомневался в своей способности оправдать ее доверие.
