– А, миссис Эллисон! Разве мистер Филдинг не у себя? А я думала, что он дома… да я просто уверена в этом. Подождите, я опять постучу! – И, не ожидая ответа и не поняв, почему Кэролайн чуть не вскрикнула, она поднялась на лестничную площадку и громко постучала в дверь комнаты Джошуа.
Пошли секунды, наполненные для Кэролайн мучительным ожиданием. Она уже собралась отказаться от столь бесцеремонного вторжения, но в эту минуту дверь широко распахнулась и на пороге показался улыбающийся Филдинг, который сначала взглянул на Кэролайн, потом на Миранду.
– О, Джошуа, я так и знала, что вы дома, – весело заметила девушка. – Миссис Эллисон хотела с вами повидаться, но вы, наверное, не слышали, как она постучала. – С этими словами она взбежала на следующий этаж и исчезла.
– Простите, я действительно не слышал, – извинился Джошуа.
– А вы и не могли, – торопливо объяснила Кэролайн, – я ведь не постучалась.
Он ничего не понял.
– Я… я приехала вместе с дочерью навестить мисс Маколи относительно… относительно смерти судьи Стаффорда. И думала… – Кэролайн остановилась, поняв, что объясняет то, о чем он ее не просил.
– Это очень любезно с вашей стороны, что вы так заботливо относитесь ко всему этому делу. – Филдинг улыбнулся – тепло и одновременно неловко. – Для вас, наверное, было очень огорчительно оказаться в театре и наблюдать, как умирает судья, а затем узнать, что это было убийство… Сожалею, что вы стали свидетелем этого прискорбного события.
– Но меня заботит также и то, чтобы в связи с этим не произошло никакой несправедливости, – поспешно вставила Кэролайн. Ей не хотелось, чтобы он счел ее слабым, беспомощным созданием, интересующимся всем только потому, что событие это было для нее неприятно, и совсем не думающим о других.
– Вряд ли вы могли бы чем-нибудь помочь, – сказал актер, немного поморщившись. – Судья Стаффорд имел намерение вновь вернуться к делу об убийстве Кингсли Блейна, но так как, вероятно, он не оставил на этот счет никаких заметок, дело, очевидно, останется закрытым навсегда за неимением веских и четко сформулированных причин. Разве только мы не узнаем, что именно и на каком основании он старался сделать.
– Вот это мы и должны разузнать, – произнесла Кэролайн. – И не только для того, чтобы прояснить причину его смерти, но и чтобы защитить от подозрений вас и мисс Маколи.
Джошуа опять улыбнулся, на этот раз насмешливо-страдельчески.
– А вы думаете, что вину за эту смерть тоже возложат на нас?
– Этого нельзя исключить полностью, – ответила она тихо и внутренне сжалась от осознания того, что она может оказаться права. – У них больше не будет выбора, если выяснится, что ни вдова Стаффорда, ни ее любовник в этой смерти не повинны. И вполне естественно возникнет подозрение насчет вас.
– Я не могу мыслить, как полицейский, – ответил он печально. – Однако, пожалуйста, не стойте в коридоре. Это будет очень неприлично, если вы войдете ко мне? В доме полно народу.
– Ну конечно, ничего неприличного в этом нет, – возразила Кэролайн, чувствуя, что краснеет. – Никто ничего не может вообразить… – и осеклась. То, что она хотела сказать, было бы вульгарно. Женщина лихорадочно обдумывала ответ, мысли молниеносно проносились в ее голове, но она не могла придумать ничего дельного и продолжила, заходя в комнату: – Вряд ли кто-нибудь усомнится, что вы просто галантны.
Вся обстановка носила отпечаток своеобразия и индивидуальности ее хозяина, и при первом же взгляде на нее Кэролайн была поражена. До этого она встречала Джошуа только в театре или внизу, в большой гостиной Пассморов, вместе с Тамар Маколи. Но комната была сугубо его и могла принадлежать только ему. На дальней стене от двери висел огромный, в серо-черных тонах портрет знаменитого артиста Эдмунда Кина. Тот стоял в драматической позе, возвышаясь от пола до потолка. Портрет доминировал, как бы подчинял себе помещение, и Кэролайн больше и лучше, чем раньше, поняла, насколько глубоко Филдинг предан искусству и как его любит.
У ближайшей стены стояли забитые книгами полки. Маленький стол у окна завален рукописями – наверное, тексты пьес, подумала она. Посередине комнаты стояло несколько стульев, словно Джошуа часто приходилось развлекать посетителей, и она остро пожалела, что не является одной из них и вообще не может принадлежать к их числу. Их разделяла пропасть социального положения и жизненного опыта, и она вдруг почувствовала себя очень одинокой, лишенной всякой радости и тепла.
– Хотел бы я знать, что делать в таком положении, – закончил он разговор, пододвигая к ней стул и держа его за спинку, пока Кэролайн садилась. Это было любезно с его стороны, но остро напомнило ей, что она лет на пятнадцать-шестнадцать старше его, почти на целое поколение.
– Мы должны бороться, – отрывисто сказала женщина, пытаясь подавить чувство горечи гневом и воинственностью, – мы должны найти истину, которой они не располагают. Дело в том, что они удовольствовались простейшим решением. Мы поступим иначе.
Филдинг взглянул на нее удивленно-недоверчиво и с восхищением.
– А вы знаете, как это сделать?
– Да, у меня есть кое-какие идеи, – сказала Кэролайн с гораздо большей уверенностью, чем чувствовала на самом деле. Так бы сейчас говорила Шарлотта. Эта мысль ужаснула ее, и в то же время Кэролайн пришла в восторг от своей смелости.
– Мы начнем с того, что познакомимся со всеми так или иначе причастными к делу. Кто они? То есть кто эти люди, которые могли бы знать правду, хотя бы отчасти?
– Наверное, это Тамар и я сам, – ответил Джошуа, садясь напротив. – Но мы говорили с ней об этом бессчетное число раз, и вряд ли есть хоть что-то, что мы еще не обсудили.
– Ну, если никто из вас не убивал мистера Блейна и Аарон Годмен тоже не убивал, значит, виновен кто-то другой, – резонно заметила Кэролайн. Она мысленно представила умное лицо Питта и полюбопытствовала, не о том ли думает и он сам. – Как по-вашему, кто убил Блейна?
С минуту Филдинг обдумывал вопрос, подперев рукой подбородок. У любого другого эта поза могла показаться театральной, но у него она выглядела совершенно естественной. Кэролайн остро ощущала его присутствие; чувствовала, как солнечный свет ложится на его густые волнистые волосы. Он был еще слишком молод, чтобы в его каштановых прядях мелькала седина, но вокруг глаз уже залегли тонкие морщинки, и нельзя было сказать, что это лицо человека нестрадавшего и не отягощенного тяжелым житейским опытом. В нем не было ничего от беззаботной молодости. Возможно, его возраст приближался к сорока, но ей-то было пятьдесят три, и одно только воспоминание об этом причиняло боль.
– Полагаю, это был Девлин О’Нил, – сказал наконец Джошуа, взглянув на нее, – если не кто-то другой, которого мы не знаем. Но думаю, даже вообразить нельзя, будто жена Кингсли знала, что он собирается оставить ее ради Тамар, и наняла убийцу. – В его глазах сверкнул иронический огонек, уступивший место жалости. – Если, конечно, он действительно собирался так поступить и оставить ее. Не думаю, что у него было много собственных денег и он отказался бы от очень удобной, обеспеченной жизни и своего социального положения. Я никогда не говорил об этом Тамар, но, если быть честным, не могу представить, чтобы он на это пошел. Кингсли, наверное, обнадежил ее, потому что действительно любил и не в силах был потерять, поэтому и лгал, надеясь протянуть существующее положение как можно дольше. Но мы, однако, этого никогда уже не узнаем.
