Мысленно Кэролайн попросила прощения у Эдварда, но чувствовала себя перед ним не столь виноватой, как перед самой Кэтлин. Последние годы его жизни они были всем довольны, проявляли терпимость и понимание друг к другу, но той близости душ, о которой всегда мечтала Кэролайн, не было. Она не могла даже припомнить моменты общего веселья и обоюдной нежности, которые часто испытывали Шарлотта и Томас.
– Однако я уверена, что вы глубоко пережили эту потерю, – сказала Кэтлин, сочувственно глядя на Кэролайн. – Я утратила первого мужа при самых тяжелых обстоятельствах, хуже и представить нельзя, и мне кажется, что люди, подобные обеим мисс Фозерджилл, все еще думают об этом, когда приезжают ко мне. Наверное, поэтому и держатся так напряженно. Они не представляют, о чем можно со мной говорить. И вряд ли следует осуждать их за это.
Кэролайн хотелось бы продолжить разговор о Блейне, но это было бы слишком грубо, и она не находила слов. Зато Шарлотта, по-видимому, не чувствовала подобных ограничений и сдерживающих моментов.
– Но вы так явно счастливы со своим вторым мужем, что именно поэтому они вспоминают о первом? – Шарлотта несколько повысила голос, чтобы ее слова прозвучали как вопрос.
Кэтлин опустила глаза.
– Если бы вы знали все обстоятельства, то, возможно, поняли бы это. Понимаете, Кингсли был убит. В то время это вызвало большое смятение умов, заседал большой суд. И хотя убийцу осудили безо всяких сомнений, он апеллировал о помиловании. – Она сжала руки. – Апелляцию, конечно, отклонили, и он был повешен вскоре после суда. Тогда все очень неравнодушно воспринимали это дело.
На ее лице присутствовало такое выражение, словно она чего-то не понимала.
– Люди, которые о нас ничего не знали при жизни Кингсли, тогда писали письма в «Таймс». Члены Парламента говорили об этом в Палате общин, требуя обвинительного приговора, призывали наказать такое варварство самой высшей мерой. Я ужасно расстраивалась и горевала. Казалось, нет ни минуты, когда бы нам постоянно не напоминали о постигшем нас несчастье.
– Да, это, наверное, было ужасно, – согласилась Шарлотта. – С трудом могу все это себе представить, – она бросила на Кэролайн быстрый взгляд, словно прося извинения за то, что собиралась сказать. – Так как моя старшая сестра тоже была убита несколько лет назад, я вас понимаю и глубочайшим образом сочувствую.
Поначалу Кэтлин даже испугалась, но потом почувствовала к обеим дамам живейшее сочувствие и, тревожно взглянув на Шарлотту, сказала:
– Может быть, я покажусь вам бессердечной, но нельзя все время исступленно переживать свое горе. Так устаешь, так изматываешься от этого… Появляется потребность думать о чем-то еще, и ты напоминаешь себе, что за гранью несчастья существует нормальная жизнь, не зависимая от всего этого. – Она мимолетно улыбнулась и снова стала очень серьезна. – Понимаете, казалось, весь Лондон стал одержим нашей трагедией и испытывал ужас от случившегося. День и ночь все говорили только об этом.
– Однако суд прошел очень быстро, – поспешила заметить Шарлотта. – И апелляцию отклонили. Тот несчастный, наверное, был сумасшедшим. – Она нахмурилась. – И зачем, ради всего святого, он вообще подавал апелляцию? Это могло только усилить общее неистовство.
– Он утверждал, что невиновен, – Кэтлин закусила губу. – Вплоть до подножия виселицы утверждал, как мне говорили. – Она посмотрела на сцепленные на коленях руки. – У меня иногда случаются кошмары, когда мне снится, что это правда и что он умер так же безвинно, как бедный Кингсли, и что в каком-то смысле его смерть еще ужаснее, потому что его убили хладнокровно, так как этого требовало общество. – Она взглянула на Шарлотту. – Извините. Это не тема для обсуждения с едва знакомыми людьми, которые пришли с визитом к пятичасовому чаю. Мне стыдно, но вы кажетесь такими всепонимающими, и я это очень ценю.
– Пожалуйста, не извиняйтесь, – быстро откликнулась Шарлотта. – Я с гораздо большим интересом обсуждаю то, что имеет отношение к реальной действительности. Уверяю вас, меня нисколько не интересует погода, мне очень мало известно о светской жизни, и я еще меньше беспокоюсь о том, чтобы знать. Мне не по средствам светское времяпрепровождение.
В другой момент Кэролайн толкнула бы Шарлотту ногой за столь несветскую откровенность, но сейчас ее гораздо больше занимала истинная причина их присутствия в этом доме.
Кэтлин печально улыбнулась.
– Да, вы действительно очень не похожи на других, мисс Питт; разговор с вами просто как порыв свежего ветра. Я очень благодарна, что вы приехали.
Шарлотта почувствовала укол совести, но вспомнила об Аароне Годмене, и чувство вины исчезло.
– Мне не хотелось бы вас волновать, – сказала она мягко, – ведь очень многим не понравилось бы, что им напоминают о случившемся, хотя как раз они-то и ответственны больше всех за случившееся. Но почему он пошел на такое преступление? С целью ограбления? Или они были знакомы?
– Да, они были знакомы, – едва слышно отвечала Кэтлин. – Мой муж Кингсли был в связи с сестрой этого человека, и она верила, что он на ней женится, что, конечно, было ерундой. Она заблуждалась – как это часто бывает с женщинами, когда они влюблены. – Печальная, задумчивая улыбка коснулась ее губ, но в ней не было горечи. – У всех нас есть свои мечты, и некоторые из них так нам дороги, что мы не можем с ними расстаться.
– Как это было ужасно для вас, – сказала Шарлотта от всего сердца. Мысль, что ее Томас может втайне питать желания, связанные с другой женщиной, причинила ей острую боль. Как бы она сама отнеслась к тому, что у него любовная связь на стороне? Этого Шарлотта просто не могла вообразить. – О, как мне жаль, как жаль…
Кэролайн молчала, позволяя дочери вести разговор.
Кэтлин расслышала искреннее сочувствие в голосе Шарлотты и слегка покачала головой, как бы отметая болезненное чувство горечи.
– Кингсли был такой обворожительный, смешной и добрый, – сказала она мягко. – Никогда не видела его в дурном настроении. Но я всегда знала, что он человек слабый. Он любил нравиться, а это может быть и положительным, и дурным качеством. Полагаю, он любил и ее, но никак не мог собраться с духом и сказать ей правду о том, что женат. – Кэтлин взглянула на Шарлотту, широко раскрыв темные глаза, и добавила, словно прочитав ее мысли: – Понимаете, у него было очень мало собственных денег. Мы жили хорошо потому, что Кингсли выполнял мелкие поручения папы в его торговой фирме. Он был так обаятелен и так мог развлечь людей, что они легко соглашались на сделку. Но если бы он меня оставил, общество подвергло бы его остракизму, он стал бы отверженным, и папа обязательно бы добился того, чтобы он нигде не нашел работы.
Взгляд ее смягчился.
– Папа может быть таким нежным и ласковым… Не знаю никого, кто был бы так терпелив и заботлив по отношению к моим детям. Он всегда очень любил меня и бабушку… Но он может быть совсем другим, когда видит грубость или нечестность в людях. Он страстно ненавидит зло, и если бы Кингсли меня оставил, то посчитал бы его отъявленным злодеем. И при всей своей легкости в отношениях с людьми и умении нравиться Кингсли об этом знал.
