– Ну… – Патерсон наморщил лоб, – они говорили, что он был довольно плотный, одет в тяжелое пальто. Оно, наверное, было расстегнуто, почему он казался больше, чем был на самом деле. Но были они не так уж от него близко и не особенно рассматривали. Да и зачем им?
– А что насчет крови? В вашем рапорте о ней не упоминалось. И ее должно было быть много. Нельзя совершить подобное убийство, не залив кровью все вокруг.
Патерсон заморгал и посмотрел на Питта так, словно его сейчас стошнит.
– Они сказали, что видели темное пятно, но решили, что он подрался и ему разбили нос.
– В рапорте вы на этом подробно не останавливались, – настаивал Томас.
– Нет, – ворчливо согласился Патерсон, – не подробно, но все же достаточно. А что касаемо человека, то пока там были эти бродяги, больше из переулка никто не выходил. И во дворе там горит фонарь. Ни один преступник, если он виновен, не мог бы просто так выйти и сразу зашагать прочь!
– Да, – согласился Питт. – Это так. А что вы делали после?
– Врач нам сказал, кто убитый. Он нашел его имя на некоторых вещах, которые достал из карманов; также там был оторванный театральный билет, как раз на этот вечер. Так мы узнали, где он был за час до того, как его убили. Так что мы, натурально, туда и пошли.
– С кем вы встречались?
– Единственный, кто мог нам рассказать кое-что, так это костюмерша мисс Маколи, мисс Примроз Уокер и швейцар, сейчас уж не помню как его…
– Альфред Уимбуш, – напомнил Питт. – И что они сказали?
– Швейцар показал, что мистер Блейн приходил в театр очень регулярно и всегда заглядывал за кулисы к мисс Маколи. Частенько оставался поужинать. Она сама ничего не сказала, но было сразу видно, что они любезничали, не говоря худого слова. – В его голосе прозвучала легкая насмешка, и Питт с трудом сделал вид, что ничего не заметил. – Но она очень переживала, – сказал Патерсон уже мягче. – Очень сильно. Она показала, что мистер Блейн был тем вечером в театре и задержался допоздна у нее. Потом она еще сказала, что он подарил ей очень красивое ожерелье, которое много лет было в семье его жены. И мисс Маколи сказала, что надела его на ужин, но потом отдала обратно и он взял, потому что если бы она оставила его, то вышла бы большая неприятность. По крайней мере, так и мисс Уокер говорила. Но вряд ли он его взял, потому что ожерелья при нем не было, когда его, тело то есть, нашли.
– Значит, мистер Блейн оставался допоздна у мисс Маколи, а потом ушел? Когда?
– Около двенадцати ночи, может, на минуту-две позже. Ну, самое большее пять минут первого. Так нам сказал Уимбуш. Он видел, как мистер Блейн уходил, и закрыл за ним дверь. И еще сказал, что как только Блейн стал выходить, к нему подбежал через дорогу парнишка, остановил его и что-то сказал, словно передал сообщение насчет того, что он должен кого-то встретить в клубе и решить какое-то дельце. Блейн будто понял, кто его ждет, и сказал, что да, сейчас пойдет, поднял воротник и пошел к Фэрриерс-лейн или в том направлении, к Сохо.
– А швейцар видел, кто просил мальчика передать Блейну сообщение?
Патерсон едва заметно вздрогнул.
– Была какая-то фигура, но разглядеть было нельзя. И швейцар сказал, что фигура была довольно большая, но потом переменил показание и говорил, что не уверен, так ли это, потому что тот стоял в тени деревьев. И, конечно, швейцар не разглядел лица.
– Значит, насколько ему удалось разглядеть, это мог быть Аарон Годмен, но, возможно, и кто-то еще?
– Да, кто-то более или менее среднего роста, – подтвердил Патерсон.
– Но если это был Годмен, он, конечно, постарался бы спрятаться, чтобы его не увидели, правда? – Томас вопросительно поднял брови. – Ведь он понимал, что если швейцар его увидит, то узнает и запомнит.
– Верно.
– Но мальчика вы нашли. Что сказал он?
Вид у Патерсона был не слишком уверенный.
– Ну, как я и сказал, он был не очень хороший свидетель. Просто уличный мальчишка, попрошайка, воришка, старающийся как-то выжить. И он ненавидел полицию, как все такие же. – Патерсон фыркнул и заерзал на стуле. – Он говорил, что человек, который просил передать сообщение, был старый, а потом сказал, что нет, мол, молодой. Сначала мальчишка говорил, что он высокий и грузный, а потом – что обычного роста. Честное слово, сэр, он сам не знал, что говорит. Для него было важно одно: тот человек дал ему шесть пенсов. Еще он прибавил, что у него был еврейский нос и он очень волновался. Но оно и понятно. Ведь он собирался убить человека.
– Мальчик путался в показаниях или просто переменил мнение? – спросил Питт, внимательно следя за выражением лица Патерсона.
Тот заколебался.
– Ну как сказать… нет, он переменил мнение, если честно, но мне кажется, что он сам ничего точно не знал. Такие они люди. Не знают, чем вранье отличается от правды.
– Он узнал Аарона Годмена?
– Нет, он сомневался. Сказал, что не уверен. Но ведь эти уличные мальчишки никогда не хотят чем-нибудь помочь полиции.
– А почему вы решили, что это Годмен, а не О’Нил или Филдинг?
– О, мы рассматривали разные варианты, и долго. – Теперь Патерсон был раздражен, его лицо стало сердитым. – И я признаю, что мне казалось иногда, будто мистер Филдинг знает больше, чем говорит. Но было честно и благородно доказано, что убил Годмен.
– А разве не было ссоры между Блейном и О’Нилом?
– Да, и, по словам джентльменов, которые слышали, что они поссорились, разговор у них был очень серьезный – ну, как бывает, когда молодые джентльмены выпьют немного больше шампанского, чем надо, и очень громко разговаривают, словно честь оспаривают.
Он раздраженно посмотрел на Питта, будто тот не понимает очень простых вещей.
– Спорили они насчет какого-то пари всего в несколько фунтов. Для нас с вами это, может, и немало, но для таких людей – мелочь. Никто, кроме сумасшедшего, не пойдет на убийство из-за такой суммы. – Рот у него искривился, и опять ярость и ужас, которые он когда-то испытал, возобладали над всеми его чувствами, в том числе и над минутным раздражением. – Прошу прощения, сэр, но вы не видели тела. Человек должен быть не в своем уме, чтобы сделать такое другому человеку. И нельзя сделать такое только потому, что ты проиграл пари. Этакое можно учинить, если убийца долго кого ненавидел, долго и очень сильно, прежде чем убить.
Питт не стал с ним спорить. Да и не мог, видя, в какой ярости пребывает Патерсон и какую боль ему до сих пор причиняют эти воспоминания.
– Вы, наверное, знаете, что О’Нил женился на вдове Блейна? – спросил он вместо этого.
– Знаю, – процедил Патерсон, – и не удивлюсь, если он не подумывал о ней еще до смерти Блейна. Ну и что тут такого? Это не значит, что он убил… Нет, сэр, это Годмен. – Лицо у него стало жестким, в глазах промелькнуло отвращение. – Блейн вел нехорошую игру с его сестрой. Наградил ее ребенком и обещал на ней жениться, чего, конечно, и в мыслях не держал. Но сами знаете, евреи не очень-то любят, когда мы водим компанию с их женщинами – так же, как нам не нравится, когда они вьются возле наших. Они считают, что они избранный народ, а мы – нет. Они считают Христа лжепророком, за что его и распяли. И Годмен – один из таких ненавистников. А когда он узнал, что сделали с его сестрой, то прямо с ума сошел. – Патерсон содрогнулся и прерывисто вздохнул, уставясь на Питта.
