— До свидания! — ответил он.
Хотел бы Степан проводить ее до машины, а еще лучше — отвезти домой, но у него служба. Она ведь не старше, чем он, и обручального кольца на пальце не видно. Построить бы дом, поселить ее в нем, он бы слесарил в своем поселке, а она бы в школе учительствовала…
— Свидание у нее со мной! — вернула его к реальности Лена. Она стояла с учебником под мышкой и недовольно смотрела на него.
— С тобой, и что? — кивнул он.
— А ты в пролете!
— Так я и не напрашиваюсь.
— А ты напросись! Она разведена, и у нее трое детей… Хочешь, она тебя завтра будет учить?
— Чему?
— Как детей делать!
— Ну, дело нехитрое…
— Ну да, дурное дело — нехитрое.
— Почему дурное?
— С ней — дурное! — Лена рассердилась так, что даже топнула ножкой. На взводе она, сейчас ее лучше не злить. Но Степан не боялся перечить ей, может, потому хоть какую-то, но власть над ней имел.
— Не знаю, не пробовал.
— Хочешь попробовать?
На этот раз он промолчал. Секс — тема скользкая, и ее лучше не задевать.
— Хочешь! — Лена открыла рот, будто собиралась истерически рассмеяться. А на глаза навернулись слезы. Казалось, она скорее заплачет, чем рассмеется.
— У тебя на сегодня все? — спросил он, чтобы уйти от этого разговора.
— А ты не знаешь?
— Знаю.
— А чего тогда спрашиваешь?
— Из вежливости.
— Какая вежливость у вертухая? — Она швырнула на кресло учебник и, сомкнув за спиной руки, направилась в свою комнату. У двери вдруг остановилась и повернулась к Степану: — Ну, чего стоишь? Дверь в камеру открывай!
— Дезинфекция там сейчас, тараканов и клопов травят, — усмехнулся он.
— И что мне делать?
— Так и стой. Лицом к стене! Руки за спину!
— Точно, вертухай!
— И никакой вежливости.
— Дурак набитый!
— Попрошу не выражаться!
— Ну, если баландой накормишь, то не буду.
— Баланда в столовой.
— Нет, баланду в камеру подают.
— А пижаму в полоску тебе не подать?
— А что, идея! — упираясь лбом в стену, засмеялась Лена.
— А что еще?
— Ампулу с морфием.
Степан ничего не сказал. Эта тема запретная, и он должен ее избегать.
— Ну да, ты же вертухай!
— Все, прогулка закончилась!
Степан открыл дверь, но Лена и не думала заходить в комнату.
— А обыскать? — спросила она.
— Зачем?
— А если училка мне марафет подогнала?
— Не было у нее ничего.
— А ты ее обыскивал?
— Кеша ее обыскал.
— Обыскал?! — хихикнула Лена. — И куда он к ней, насмешите меня, заглядывал?
— Иди в камеру, я тебе баланду принесу.
— Козел!
Степан привычно отмахнулся от нее и направился к лестнице.
— Обиделся? — донеслось вслед.
— Я на тебя давно уже не обижаюсь.
— Обиделся… В тюрьме баланду козлы разносят… Стой! Я не хочу, чтобы ты козлом был. Лучше вертухаем будь. Это даже сексуально!
— Даже?
— А что, в немецком кино это сплошь и рядом. Он — вертухай, она — заключенная. Он приходит ее обыскивать…
— Никогда не смотри такие фильмы.
— Я не смотрю, мне рассказывали… Ты обыскивать меня будешь?
— Да, как только режиссер с камерой появится, так сразу.
— Я ведь носик могу припудрить. Ты будешь виноват, что не уберег.
— Не припудришь.
— А вдруг?
— Поверь, без работы не останусь.
— Бедная она, бедная… Почему не спрашиваешь, кто бедная?
— Спрашиваю.
— Отвечаю. Жена твоя бедная.
— Нет у меня жены.
— Но будет. Только недолго. Ты такой зануда, что повеситься можно. Или уйдет она от тебя, или повесится.
— Ничего, пирожков поедим.
— Каких пирожков?
— На поминках пирожки едят…
— С чем пирожки?
— Сейчас узнаю. Или со мной обедать пойдешь?
— С тобой. Только не пойду. В номер принеси. В двух экземплярах. И бутылочку «Шато Лафит-Ротшильд».
— Хорошо, и бутылочку газировки…
Алкоголя в доме не было вообще, и понятно почему. А иногда после общения с Леной хотелось тяпнуть сто граммов. Иногда, но не сейчас. Сегодня она ведет себя вполне вменяемо, ну, дурачится, так это нормально.
Степан спустился на кухню. Повара Скатцев не держал, и вообще из прислуги у него была только горничная, которая весь день крутилась как белка в колесе — и в доме убраться, и обед приготовить, и посуду помыть. Готовила она неплохо, но особыми изысками не баловала. Супы, борщи, жаркое, плов, котлеты, голубцы, вареники, пирожки, все такое простое, незатейливое, но тем и ценное…
Сегодня на обед был суп с фрикадельками, шницель из куриной грудки, овощной салат, сок. Не шведский стол, конечно, но, в принципе, Лена не привередлива в еде. Если она не хочет есть, то хоть бифштекс из мраморного мяса ей подавай и алмазную икру — от всего будет воротить нос. А если настроение нормальное, то и яичницу с колбасой слопает.
Степан поднял обед на второй этаж, локтем открыл дверь и оторопел, увидев Лену. Она сидела за столом, приподняв голову, и затуманенно смотрела на него. Одной рукой она пощипывала нос, а в другой — держала свернутую в трубочку бумажку. Вид у нее был такой, как будто она собиралась чихнуть. Но ведь не табак она нюхала…
А ведь обещала припудрить носик… И где она достала кокаин? Неужели Инна Георгиевна принесла?
— Ну, и зачем ты это сделала? — дрогнувшим от волнения голосом спросил он, ставя поднос на стол.
— Что сделала?
— Где дурь взяла?
— Я ее взяла?! — с удивлением повела бровью Лена. — Да это она меня взяла! Подожди, сейчас еще крепче возьмет!
— Я спрашиваю, откуда у тебя эта дрянь?
— А чего ты так разволновался? А-а, за свою работу переживаешь! А может, Инну Георгиевну обыскать хочешь?
— Она тебе дурь принесла?
— Инна Георгиевна завтра будет, завтра ее и обыщешь! — дурашливо засмеялась Лена.
— При чем здесь «обыщешь»?
