Уж чего-чего, а бегать в спецназе учат в первую очередь. И скачу я как конь.
Сектант чуть не снес прогуливавшуюся мамашу с коляской. Забежал в огороженный двор двухэтажного выселенного деревянного барака с разбитыми окнами. И нырнул в широкую дыру, проделанную для удобства местного населения в деревянном заборе.
Я последовал за ним. Пролез через дыру, покарябав о гвоздь левую руку, да еще угодил ногой в целлофановый пакет с пищевыми отходами и выругался — брюки испорчены… Господи, что только не лезет в голову человеку, которому жить осталось, может быть, мгновения!
Прямая выщербленная дорога с чахлыми деревцами между рядами гаражей. На скамеечке двое мужичков, расположившиеся с пивком и запчастями около полуразобранной, стоящей на козлах «Газели», изумленно взирали на мчащегося мощно, как трамвай, мужчину в плаще и с портфелем.
В этот момент сектант обернулся и заметил меня.
Рука его нырнула под мышку.
По ходу он сбавил скорость, и я сократил расстояние метров до тридцати.
Сектант на ходу обернулся. Резкие хлопки ударили по ушам. Рука, в которой был увесистый старомодный револьвер, дернулась два раза.
Я ушел в сторону.
Вовремя — пуля просвистела совсем рядом. Хорошо же вас стрелять учат, волков!
Мужички на скамеечке на секунду застыли в изумлении, потом, не сговариваясь, кинулись в чрево гаража. Вдали у гаражей маячили какие-то праздношатающиеся фигуры, но тоже исчезли, как сон, как только началась стрельба.
Место для битвы титанов расчищено. Такой вот вестерн получается.
Я выстрелил пару раз, целясь противнику в ноги. Промазал.
В ответ в мою сторону — еще два выстрела.
Чиркнуло по плечу, но даже кожу не процарапало — испортил итальянскую кожаную куртку, гад! Одни убытки!
Всадить ему в корпус пулю?
Вот уж хрен вам! Живым демона брать!
Неожиданно сектант остановился, обернулся, присел на колено и начал методично выпускать в меня пули.
«Момент истины» — была такая гениальная книга Богомолова, описывающая деятельность СМЕРШа во время войны. Там упоминалось искусство качания маятника — чудодейственная методика, позволяющая уворачиваться от пуль, которой в совершенстве владели оперативники армейской контрразведки.
Все это, с одной стороны, чушь — нет методик, гарантированно позволяющих наверняка спастись от пули, выпущенной с расстояния прицельной дальности. С другой стороны, если активно двигаться из стороны в сторону, то прицел противнику собьешь. И получается русская рулетка. Чистое везение.
Или я сейчас погибну. Или возьму его.
Ни один боец из антитеррористических групп не стал бы играть в такие игры. У спецназера рефлекс вбит гвоздями: есть возможность — возьми. Нет — убей. А я всю жизнь играю в русскую рулетку. И сейчас посмотрим, остался ли Бог на моей стороне.
Нас разделяли считаные метры. И меня гнал вперед какой-то дикий, безумный азарт игрока со смертью. Непередаваемое ощущение балансирования на краю. Настоящий воин считает себя уже мертвым. Поэтому чего нам бояться?
Я рванулся вправо, влево.
Хорошо лупит толстый, но запаздывает.
Я дико заорал — хороший крик на миг дезориентирует противника.
Еще две пули выпустил сектант из револьвера. И сухой щелчок.
Восемь патронов в барабане кончились, когда нас разделяло не больше восьми метров.
Но сектант сдаваться не собирался. Перезарядить револьвер он не успевал. И тогда начал плавное, стремительное, четкое движение — поднялся с колена, одновременно в его руке откуда-то будто по волшебству материализовался нож с выкидным лезвием. Продолжая это движение, он устремился мне навстречу, делая широкий выпад в расчете на то, что я, разогнавшийся на всех парах, наколюсь на лезвие, как на шампур.
Нож — серьезное оружие. И при такой атаке нож против пистолета имеет все шансы. Даже если успеваешь выстрелить, все равно лезвие пропорет тебя.
Я успел. Это было нелегко, но я успел. Противник был очень быстр — как только такие мамонты умудряются быть такими проворными, — но я оказался немножко лучше. Я и жив до сих пор, потому что всегда оказывался немножко — не сильно, потому что противостояли мне матерые волки, — но чуть-чуть лучше противника. И этого хватало, чтобы я продолжал коптить небо, а они упокоились в земле.
Я успел притормозить и уйти с линии атаки.
Ох, какая у него хорошая реакция — он на развороте попытался пропороть меня ножом.
Я опять уклонился и саданул его рукояткой «глока» по черепу. Придержал чуть удар, чтобы не отправить к праотцам.
Он рухнул на замусоренный и залитый машинным маслом асфальт.
Я присел рядом с ним. Рывком выдернул его пояс. Связал руки.
Подошел к брошенному портфелю. Открыл его.
Там были двадцатимиллиграммовые ампулы из толстого стекла с прозрачной жидкостью.
Наркотики? Что, из-за наркоты весь сыр-бор?!
Я взял трубку и сбросил сообщение Куратору.
И остался ждать рядом с телом поверженного противника, как охотник, заваливший кабана.
Глава 20. Верхнее харакири
Странная вещь тайна. Ее носитель — человек. Он обладает каким-то знанием, которое кажется для него очевидным, и вместе с тем есть люди, для которых это будет откровение. Информация — товар. И была товаром всегда. И на пути к этой информации часто стоит ее носитель — его верность долгу, упрямство, упертость, злость.
Вот напротив тебя человек, и ты не знаешь, что под его черепной коробкой — откровения о тайнах мироздания, страшных преступлениях, великих свершениях. Как пробиться в эту голову?
Человечество за свою историю наработало немало способов ломать этого самого носителя, развязывать языки. Начиная от убеждений и перетягивания на свою сторону. И кончая грубой физической силой — пыткой огнем, железом. И все для одной цели — узнать то, что знает сидящий напротив тебя секретоноситель.
Современность прибавила к испытанным старым методам некоторые новации — фармакологию, психотехники, детекторы лжи, гипноз.
И все равно — успех не гарантирован. Все усилия часто разбиваются, как морские волны волноломом, о преданность, убеждения и волю. И тогда выясняется, что человек может вынести все.
— Как вас зовут?
— Сатанеев Николай Николаевич.
— Год рождения?
— Тысяча девятьсот семидесятый.
— Адрес?
— Тульская область…
Откинувшись в кресле на «кукушке», я просматривал на мониторе видеозапись допроса. Дознаватель нашей конторы пытался разговорить пойманного мной толстяка.
