И тут Рибер понял, что так тревожило его: от Витте не было записки с просьбой заглянуть к нему. Каждый день министр начинал с того, что вызывал к себе самого верного и любимого помощника. Он так полагался на его умение в проведении реформы. Так верил в его таланты. И вдруг — ничего. Неужели Витте уже знает? Или догадался, на кого именно намекает мерзкая сплетня?
Силы оставили Григория Ивановича. Он сел на диван и уставился в стену, первый раз в жизни не зная, что делать. Звонкая трель дверного колокольчика оборвала тягучие мысли. Кто бы это мог быть? Он никого не ждет в такой час. Все друзья знают, где искать его в первой половине дня. Кто же это такой за дверью?
Неужели…
Звонок настойчиво повторился, как будто пришедший точно знал, что хозяин дома.
И вот так просто… Нет, не может быть…
Собрав все мужество, Рибер пошел открывать.
26
Чемоданы были выставлены аккуратным рядком. Задолго до назначенного срока Женечка собралась и оделась в серое дорожное платье с глухим воротом. Она составила список дел, которые горничные должны исполнить в ее отсутствие, прошла с ними каждую строчку и переходила к следующей, только когда убеждалась, что девушки поняли так, как ей было надо. Дела были домашние и касались таких мелочей, о которых барышня ее возраста и положения и знать не знает. Но Женечка взвалила их на свои хрупкие плечи. Она приняла на себя не только заботу о родителях, которые не могли нарадоваться на такое сокровище, но стала управлять большим хозяйством с умением опытной взрослой женщины. Никто не мог сказать, откуда у нее такие таланты.
Матушка ее, сестра генерала Бутовского, была в молодости девицей веселой, легкомысленной и несколько недалекой. Отец, Петр Петрович, директор крупного банка, выдававшего кредиты крупным фабрикам и заводам под государственные заказы, был откровенно несведущ в домашнем хозяйстве. Поэтому, когда единственная и обожаемая дочка заявила, что будет лично управлять их домом, отец решил, что это юношеская забава, большой беды не будет, пусть развлечется. Дело у Женечки пошло резво. Прислуга отнеслась к ней без должного уважения, за что и поплатилась. Женечка не стала кричать и проливать слезы, а взяла и рассчитала кухарку с горничной и камердинера. После чего оставшиеся присмирели. Новая прислуга была набрана ею по своему усмотрению. Горничные были тихие и исполнительные, а мужская прислуга отличалась трезвостью. Видя такие успехи, родители пролили слезы гордости за свое чадо и совершенно удалились от дел. Дом был целиком на Женечке. За время отъезда наведенный порядок не должен был поколебаться.
Она указывала и требовала от прислуги, когда надо стирать белье, когда делать запасы, когда убирать комнаты и вытряхивать ковры. Все это должно было исполняться без нее в точности. Женечка никогда не позволяла себе повышать голос на людей. Но выходило так, что ее мягкого обращения было достаточно, чтобы горничные и кухарки подчинялись беспрекословно.
Рано утром собрав всю прислугу, она каждому напомнила его обязанности. Наставления были сделаны, как всегда, ласково и вежливо. Но каждая горничная знала, что обольщаться не следует. Сразу без места останешься. А место в доме Березиных было чрезвычайно заманчивое: прислуге платили не скупясь.
Отпустив горничных, Женечка захотела остаться одна. Перед дорогой ей нужно было посидеть в тишине родного дома. Предстоящей поездки она не боялась, но любовь к порядку требовала провести невидимую черту, за которой начинался новый эпизод ее жизни. Женечка не умела фантазировать. Она составляла план того, как будет вести себя во время поездки, на Олимпиаде и после нее.
Нежданное появление Бутовского вместе с незнакомым молодым человеком она встретила с любезной улыбкой.
— Дядюшка, как мило, что вы решили заехать за мной. Время до поезда осталось немного, а Рибера все нет, — сказал она, подставляя чистую щечку для поцелуя. — Боюсь, не успею напоить вас чаем. Впрочем, если поторопиться…
Она уже собралась крикнуть прислугу, чтобы разогрели утренний самовар, но генерал остановил ее.
— Дорогая моя, ничего не надо. Мы никуда не едем, — сказал он, добавляя тяжкий генеральский вздох.
Женечка не проявила удивления.
— Очевидно, поезд отменили? Какая досада. Но мы же опоздаем на открытие Олимпиады.
Дядюшка только руками развел: что он может поделать?
— Это так неожиданно, — сказала Женечка без тени недовольства. — Что будет с билетами на поезд? За них можно вернуть деньги? А билет на пароход до Константинополя? Они подлежат замене?
— Женечка, да какие билеты, все пропало! — воскликнул генерал.
— Вам нельзя волноваться, — наставительно сказала племянница и взяла его руку в свои изящные девичьи ладони. — Вы что-то скрываете от меня. Приложили столько усилий, чтобы поездка состоялось, и вдруг в последний момент сообщаете мне об отмене. Не могу в это поверить. Дядюшка, признавайтесь, что произошло?
— Вот пусть тебе господин Ванзаров объяснит, — Бутовский указал на гостя, о присутствии которого словно забыли.
Женечка послушно подняла на него глазки правильной формы с голубым отливом зрачков. Ванзаров представился, как это он делал всегда.
— Очень приятно, — сказала она, указывая гостю легким движением бровей, что ему позволяют сесть. Упоминание «сыскной» и «полиции» не произвело на нее никакого впечатления. — Чем же вы можете объяснить такой странный поворот событий, господин Ванзаров?
— Это долгий разговор, — ответил он.
— Теперь я никуда не тороплюсь, — ответили ему, а голубые глазки принялись тщательно изучать его внешность, подробно остановившись на усах. — Наверняка у вас припасена необыкновенная история.
— В каком-то смысле, — сказал Ванзаров, следя за движениями лица милой барышни. — Но для этого нам надо остаться наедине.
Бутовский не сразу понял, что его присутствие теперь излишне.
— Но позвольте… — начал он.
— Дядюшка, неудобно отказывать, если господин Ванзаров желает поговорить с глазу на глаз, — и голубые глазки послали ему нежный приказ.
Генерал недовольно крякнул и встал, не зная, как достойно выйти из положения.
— Прошу вас в столовую, там маменька только завтракать спустилась. Позавтракайте, дядюшка!
— Да, да, завтракать, — Бутовский сделал вид, что как раз это он и хотел сделать, а племянница подбодрила его улыбкой.
Дверь тихо затворилась за ним.
— Вы редкая девушка, — сказал Ванзаров, постаравшись вложить в слова как можно больше искренности.
— Вы полагаете? — спросила она столь просто, словно речь шла о ком-то другом.
— Несомненно. Господину Риберу досталось истинное сокровище. За вами он будет как за каменной стеной.
— Напомните ему об этом при случае, — сказала Женечка.
