— Все просто, — ответил Ванзаров. — Женечка не так проста, как кажется. Это сильная и опасная личность. Любовь могла помешать вам видеть ее в правильном свете. Есть еще кое-что что. Возможно, со смертью Рибера у вас произойдет карьерный взлет. И ее родителям будет легче принять решение. Если вы добьетесь своего и станете ее мужем, готовьтесь к роли покорной домашней скотины.
Что тут сказать? Немуров так и не нашелся.
— Зачем вам это? — только спросил он.
— Вы про Женечку? Необходимость расследования. Надо знать, на что способна та или иная личность в определенной ситуации… Прошу вас, примите помощь. Я отведу вас к умелому врачу…
Немуров отказался от протянутой руки. Криво поднялся сам.
— Даже если вы правы… — сказал он. — Для меня уже ничего не изменится. Значит, судьба такая.
Тяжело и медленно ступая, как раненый зверь, он пошел к выходу. Все-таки в силе воли ему не откажешь, держался Немуров отменно.
Ванзаров подождал, когда за ним закрылась вагонная дверь, и подошел к официантам.
5
Зрелищем князь Урусов насладился вполне. Ему нравились скандалы, происшествия, интриги, расследования, если они касались не его, а кого-нибудь из друзей или знакомых. Особенно друзей или знакомых. Урусов и раньше считал, что хороший день должен начинаться с неприятности у друга. А теперь, когда он вдруг стал сильной личностью, мог наслаждаться чужими проблемами, не таясь. Ему понравилось, как мальчишка Дюпре, этот барон из цирюльни, этот потомок мерзких французских дворянишек, получил по заслугам. Не раз уже напрашивался на пощечину, да у князя все рука как-то не поднималась. И вот справедливость торжествует. Что касается Немурова, то к нему князь испытывал только брезгливую жалость. Какой-то мелкий чиновник, прихвостень Рибера, по случайности попал с ним в одну команду. И еще смеет так дерзко порой на него смотреть. Его князь тоже подумывал поставить на место, достойное холопа, но повод не попадался. И вот, пожалуйста, все сложилось лучшим образом: Немуров лежит на полу в луже крови, как показалось князю. Если помрет — не жалко. Незачем его было тащить в Грецию. Дурацкая идея Рибера.
Урусов был так переполнен впечатлениями, что ему срочно требовалось с кем-то поболтать. Он точно знал, куда заглянуть.
Липа сидела в потемках, накрывшись шалью, и гостей не ждала. Сразу за стуком дверь открылась.
— Что за день такой! — сказала она, наблюдая, как князь без приглашения усаживается к ней на диванчик. — У меня на двери табличка: «Здесь принимают»?
— Милая Липа, выражаю вам свое искреннее восхищение! — сказал князь глубоко светским тоном.
— Неужели?
— Какой ум, какой тонкий расчет и знание людской психологии. Браво, Липа!
— Не знаю, чем заслужила столь высокую оценку, князь.
Светский человек не может вульгарно отмахнуться. Урусов изобразил в воздухе загадочную фигуру.
— Не скромничайте, милая Липа. Это было великолепно. Позвольте пересказать отличный спектакль, который пропустили! — И князь в общих четах описал, что случилось на ужине.
Ей показалось, что князь не врет. Порой его ловили на мелком вранье и распускании ложных слухов. Этот рассказ казался образцом честности и отсутствия выдумки. Липа была уверена, что Урусов ничего не приукрасил. Разве самую мелочь.
— К этому я не имею никакого отношения, — сказала она.
Похлопав в ладоши, Урусов отвесил шутливый поклон.
— Именно так и должен поступать настоящий талант. Тут и говорить ничего не надо, все очевидно.
— Что вам очевидно? — спросила Липа, манера князя вести разговор ее страшно раздражала. Да за кого он себя принимает? За сверхчеловека, что ли?
— Не мне — всем! — ответил Урусов. — Да вам и усилий особых не потребовалось, чтоб околдовать этого дурачка Дюпре. Побежал, как собачонка, высунув язык. Ловко вы его натравили. Женечка отменно поплатилась. И поделом этой черни: вздумают нагрести денег в банках и смеют задирать нос.
— Так все думают? — спросила Липа.
Князь уверил, что мнение это всеобщее, но, в отличие от других, он ее не осуждает, а восхищается.
— Ваше коварство очаровательно, — добавил он.
— Раз не отмыться, то и незачем пробовать… Будем носить чужую корону.
Урусов отметил, что Липа даже в этом несколько неприбранном виде была чрезвычайно хороша. А как она богата! Конечно, она из черни, но что тут поделать: порой и на дороге вырастают цветы редкой красоты. Нельзя же их за это топтать. Надо бережно сорвать и наслаждаться их красотой. «И деньгами», — что-то сказало в душе князя. И тут ему в голову забрела идейка. Была она настолько шальной, что князь даже сам себе подивился. Вот что значит стать сильной личностью. И сомневаться нечего: раз идея пришла, надо ею пользоваться. Тем более ситуация этому способствует.
И князь решительно перекинул ногу.
— Прекрасная Олимпиада! — сказал он торжественным тоном. — Не могу думать, что такой красотой может наслаждаться кто-то, кроме меня. И вот что я решил. Вы теперь некоторым образом снова свободны. Да и князья на дороге не валяются. Так почему бы нам не стать ближе друг к другу? У нас для этого все есть: молодость, титул, ваше состояние. Жизнь коротка, и жаль упустить ее наслаждения…
— Не совсем поняла, что вы мне предлагаете: немедленно стать вашей любовницей или чуть погодя — женой?
От такой прямоты — сразу видно, не царская кровь — Урусов поморщился, но отступать было поздно.
— Имею честь предложить вам руку и сердце.
— А с чего вдруг такая честь?
Искренно ответить Урусов и сам бы не мог. Вот так сошлись все линии судьбы. Ну нельзя же признаться, что мысль о наследстве простолюдинки так и не давала покоя потомку царей.
— Неужели купе поезда подходящее для этого место? — спросила Липа, надеясь понять, что это: искренний порыв или точный расчет.
— Да какая вам разница! — сказал Урусов и очаровательно улыбнулся.
— В самом деле, какая мне разница… — Липа встала с дивана, нарочно задев его колено. — Выходит, пошел на вторую попытку, князь? В первой вас Бобби опередил.
Сразу видно, что барышня не знает светского обращения. С таким деньгами, как у нее, подобные пустяки можно не замечать.
— Так что вы ответите, милая Липа?
Она стояла перед ним, завернутая в шаль, стройная и близкая. Только руку протяни. Но князь отчего-то не решился. Видно, не совсем стал сильной личностью.
— Вы слышали мое условие, — сказал она, глядя на него излишне прямо, как не принято. — Надо сделать нечто безумное, чтобы получить меня на одну ночь. А чтобы навсегда… Даже не знаю. Хватит ли у вас сил?
Князь возмутился: кто может сомневаться в его силах? Пусть проверит немедленно. Липа повела себя странно: принялась стучать в соседнюю стену и звать Лидваля. Пока тот приковылял и появился в дверном проеме со своим комичным, как показалось князю, костылем, Липа сама, без его помощи, сняла с полки саквояж и придержала в нем руку, словно что-то прятала.
