На этот раз мне удалось-таки мельком увидеть таинственную племянницу Ларримера: она помогала ему с подносами. На рослого сухопарого дворецкого она ничуть не походила: невысокая, пышненькая, с конопушками на курносом носике. Вроде бы миловидная, но я не успел толком рассмотреть — она сразу сбежала.
— Ларример, ваша племянница от меня прячется, что ли? — удивленно спросил я. — Я вроде бы не людоед.
— Она воспитана правильно, сэр, — сказал он строго. — Место кухарки — на кухне. Извините, сэр, мне не следовало впускать ее в столовую, но я спешил подать вам завтрак, вот и…
— Ерунда, — отмахнулся я, принимаясь затрапезу. — Волшебно! У вашей племянницы несомненный талант… Кстати, а наша кухарка что, так и болеет?
— Да, сэр, — скорбно кивнул Ларример. — Говорят, совсем плоха. Сэр, я позволил себе оказать ей некоторое вспомоществование…
— Правильно сделали, — перебил я. — Однако так продолжаться не может. Неизвестно, когда она поднимется на ноги, и поднимется ли вовсе! Что вы скажете, если я предложу вашей племяннице место? Не дело, что она служит у меня, в сущности, задаром.
— Сэр! — воскликнул дворецкий, пораженный, по-моему, до глубины души. — Но вы же всегда отказывались держать постоянную прислугу!
— Ну, мне не попадались хорошие кулинары, — пожал я плечами. — Да и вам не так скучно будет. А то Атенаис вам даже ответить не может!
Ларример насупился: я периодически поддразнивал его, зная, что он любит беседовать со своей золотой рыбкой. Впрочем, я не лучше, я разговариваю с кактусами.
— Так что вы решите? — спросил я. — Если у нее… кстати, как ее зовут?
— Мэри, сэр, — ответил он. — Мэри Фланнер.
— Так вот, если у нее нет рекомендаций, не беда. Ее стряпня — сама по себе прекрасная рекомендация! Или у нее есть что-то другое на примете? Или родители будут против?
Мне показалось, что Ларример на мгновение заколебался, но потом все же сказал:
— Я полагаю, сэр, Мэри счастлива будет служить в вашем доме.
— Ну так пойдите спросите у нее, согласна ли она, и покончим с этим, — вздохнул я. — Жалованье… Ну, сами сообразите.
Каюсь, я не помнил, сколько платил кухарке. Этим всегда занимался Ларример.
— Она согласна, сэр, — сказал вернувшийся дворецкий. — Очень рада, сэр. Сейчас весьма сложно найти постоянное место, да еще безо всяких рекомендаций!
— А, так я был прав! — рассмеялся я. — Ну, прекрасно. От голода мы теперь не умрем… Ларример, почты много накопилось?
— Изрядно, сэр, — сказал он и принес поднос с целой грудой корреспонденции.
С сортировкой я разобрался быстро: рекламу долой, письмо от тетушки — на потом, чтобы не испортить пищеварение… а это что? Хм… странно… Инспектор Таусенд отродясь не писал мне писем! В конверте обнаружилась только короткая записка с просьбой позвонить, как только я вернусь домой.
— Ничего не понимаю, — повторил я в который раз за это утро и отправился к телефону. И только по дороге вспомнил, что показалось мне странным: за целую неделю мне не пришло ни одного приглашения.
Телефон — отличное изобретение, жалко, есть они еще далеко не у всех. (Правда, прекрасно, что его нет у тетушки Мейбл, иначе бы она заговорила меня насмерть.) Прежде Ларример всеми силами противился появлению в доме этого аппарата, но после того, как я купил граммофон, нелюбовь его к техническим новинкам вроде бы пошла на убыль. Этак, глядишь, мы и до электрических звонков доберемся…
— Таусенд слушает! — рявкнула трубка, когда меня соединили с инспектором.
— Это Кин, — сказал я. — Доброе утро, инспектор. Что стряслось?
— А, вы, — не слишком дружелюбно ответил он. — Мистер Кин, я хотел бы нанести вам визит.
— Всегда рад видеть, — несколько растерянно ответил я. — Приезжайте к обеду. У меня теперь изумительная кухарка!
— Нет уж, я лучше прямо сейчас, если не возражаете, — буркнул он и повесил трубку.
Я окончательно перестал что-либо понимать в происходящем.
В ожидании инспектора я сходил в оранжерею, еще раз осмотрел своих крошек (мне показалось, что малышка Мирабель немного погрустнела, нужно будет заняться ею отдельно) и пришел в умиротворенное состояние духа.
Инспектор явился мрачнее тучи, сунул шляпу и пальто Ларримеру и уставился на меня.
— Рад вас видеть, — сказал я, потому что нужно же было что-то сказать.
— Взаимно, — буркнул он. — Куда можно пройти?
— Идемте в кабинет, — пригласил я. — Как насчет капельки бренди?
— Не стоит, — был ответ, и я поразился.
Таусенд угнездился в глубоком кресле и снова уставился на меня.
— Инспектор, что случилось? — не выдержал я. — Меня неделю не было, я возвращаюсь, а вы смотрите на меня, как на… не знаю, на беглого каторжника!
— Ну, если что и случилось, то не за эту неделю, — ответил Таусенд, вздохнул, а я вдруг заметил, что выглядит он очень усталым. — Всплыло кое-что… любопытное.
— И что же это? — поинтересовался я. — Если вы про историю с мисс Флип, то с ее семейством я все уладил, а Сирилу… гхм… Ну, словом, поговорил с ним по душам.
— А? Какая еще мисс Флип? — нахмурился инспектор. — Впрочем, не до девиц… Послушайте, мистер Кин, вас ведь несколько лет не было в Блумтауне, верно? Вы вернулись относительно недавно…
— Ну да, а что в этом такого? — удивился я.
— Меня, знаете ли, крайне интересуют обстоятельства вашего скоропалительного отъезда, — сказал он. — Я тогда служил не здесь и знаю далеко не всё… Впрочем, официальная-то версия мне известна: вы якобы отправились на материк изучать международное право, чем и занимались до тех пор, пока не скончался ваш отец, а тогда вернулись, вступили в права наследования и с тех пор безвылазно живете в Блумтауне. Все верно?
— Абсолютно, — кивнул я. — А что, появились какие-то сомнения?
— Еще какие, мистер Кин, еще какие… — вздохнул Таусенд. — Почему вы ни разу не наведались домой во время этой вашей… учебы?
— В Париже было веселее, — сказал я. — А уж в Амстердаме… Но я регулярно писал домой!
— Да-да, конечно… А почему вы, столько лет потратив на учебу, так и не приступили к практике? — спросил он.
— Понял, что это не мое призвание, — пожал я плечами. — Да и, если честно, на материке я не столько учился, сколько кутил и веселился, благо содержание мне отец выделил щедрое.
— Угу, угу… — Инспектор мерил меня цепким взглядом. — То есть сперва вели себя как ваш кузен, чтоб ему икалось, а потом вдруг ни с того ни с сего решили остепениться? И вместо того, чтобы отправиться путешествовать и проматывать наследство, вы принялись преумножать капитал?
— Ну да. Скажете, такого не бывает?
