– То есть?
– Она отнюдь не скрывала своего намерения полностью контролировать журнал и все, что с ним связано. Я почти шокирована ее беззастенчивой откровенностью.
Выражение, появившееся на лице Макса, вызвало у Энди острую неприязнь.
– Что? – вскинулась она.
Макс, подчеркнуто внимательно разглядывая щетину на щеке, слегка пожал плечами.
– Ничего. Я молчу.
– Зато выражение лица очень красноречиво! В чем дело?
Макс положил бритву и повернулся к жене.
– Энди, ты считаешь, что я не понимаю, как трудно тебе было работать у Миранды. Сказать правду – да, я этого не знаю. И никто не знает. Но, может быть, не стоит на этом зацикливаться, чтобы сейчас принять правильное решение?
Энди вдруг осознала, что обнажена до пояса. Почувствовав неловкость, она прикрылась халатом.
– Я хочу сказать, вряд ли сегодня Миранда в состоянии сломать вам жизнь.
Энди взглянула на мужа в упор.
– Миранда действует вовсе не так. Испорченная жизнь – побочное действие работы на Миранду, хотя от этого не легче.
– Энди, ну ты же не спасуешь перед бесцеремонностью! В самом пиковом случае нужно помнить, что на поверку Миранда недалеко ушла от заурядной нахалки-старшеклассницы.
– Только тот, кто никогда у нее не работал, может такое заявить! – Энди произнесла это по возможности спокойно, стараясь сдержать раздражение.
Ей очень хотелось закончить этот разговор, но, много лет пытаясь вычеркнуть Миранду из своей жизни, она ни разу по-настоящему не объясняла мужу, что такое Миранда. Он знал, что мисс Пристли резкая, неуживчивая, «трудная», «тот еще характер». Он был в курсе, что у Миранды репутация жесткой и требовательной начальницы. Он достаточно часто сталкивался с ней за много лет, чтобы лично убедиться, насколько бестактной и отчужденной она может быть. И не просто отчужденной – враждебной! Именно так он охарактеризовал Миранду, когда Барбара впервые их познакомила. Но по какой-то причине – Энди не могла себя заставить копаться в этой теме – истинной ее природы Макс не понимал: злобная, отвратительная моральная садистка, которая до сих пор преследует его жену.
Глубоко вздохнув, Энди присела на край ванны.
– Она не просто бесцеремонна, Макс. С этим я действительно научилась справляться. Все гораздо хуже. Она маниакально сосредоточена на получении лучшего для себя и идет при этом по головам. Помощницы, редакторы, так называемые друзья – потому что у нее нет друзей, только знакомые, от которых ей что-то нужно, – не более чем пешки в видеоигре Миранды, где все подчинено единственной цели – ее победе. Любой ценой. Не важно, дизайнер ты, Ирв Равиц или редактор итальянского «Подиума» – не дай тебе Бог опоздать на обед с Мирандой Пристли. Она не станет кричать, закатывать сцены, объяснять тебе суть воспитанности и уважения. Приехал ты или нет, она сделает заказ, когда будет готова, съест свой обед и преспокойно уйдет. Ей абсолютно не важно, что у тебя заболел ребенок или твое такси попало в аварию, потому что Миранде на тебя наплевать, она не воспринимает тебя как живого человека со своими чувствами и нуждами. Она не играет по правилам, принятым в обществе, как ты и я. Она давно решила, что самые эффективные средства добиться своего – это унижение, критиканство, умаление заслуг и запугивание. В редких случаях, когда такая политика не срабатывает – например, когда мы отказались продать ей «Декольте», – Миранда предпринимает полномасштабное наступление обаянием: экстравагантные подарки, заботливые телефонные звонки, заманчивые приглашения, – однако все это не более чем очередная форма манипулирования пешками в реалити-игре.
Макс положил бритву и промокнул щеки маленьким полотенцем.
– Судя по твоему описанию, она законченный социопат.
Энди пожала плечами:
– Я не психиатр, но она действительно настолько отвратительна.
Макс заключил жену в объятия, поцеловал в щеку и сказал:
– Я тебя прекрасно понимаю, она действительно ужасная женщина, и мне невыносима мысль, что кто-то будет портить тебе жизнь, но я лишь прошу тебя взглянуть на ситуацию в целом. Ведь сразу откроется столько возмож…
Вопль Клементины прервал его на полуслове.
– Я ее возьму, – сказала Энди, бросая халат на пол и надевая лифчик и свитер. Похоже, Макс так ничего и не понял. Она даже обрадовалась предлогу сменить тему.
Через полчаса они, чудом успев, входили в квартиру Стейси на пересечении Двенадцатой улицы и Пятой авеню. После ужина у Миранды вчера и тягостного объяснения с Максом с утра пораньше голова у Энди раскалывалась от боли. Как выдержать роль любезной гостьи целых два часа?
– Напомни еще раз, кто хозяева? – прошептал Макс, пока они ждали, чтобы швейцар их пропустил.
– Стейси – молодая мамаша из нашей группы. Мужа зовут Марк, кем работает, не помню. Дочку зовут Сильвия, она на несколько недель младше Клементины. Больше ничего не знаю.
Швейцар в форме жестом пригласил их в лифт, и они поднялись в пентхаус, где были встречены очень полной горничной в фартуке и ортопедических клогах. Она поставила коляску Клементины в бескрайней прихожей и провела Макса и Энди в гостиную. Те на ходу переглянулись. В огромном зале, служившем столовой, уже собирались приглашенные. Энди забыла обо всем при виде шестиметровых окон, которые занимали целых три стены. Отсюда открывался великолепный вид на южную часть Манхэттена. Ее подруги по группе здоровались, представляли своих мужей и усаживали младенцев в разные качельки и детские шезлонги, но Энди упоенно любовалась квартирой. Быстрый взгляд, брошенный на Макса, подтвердил, что он тоже засмотрелся на обстановку.
В зале высотой в два этажа глухие участки потолка чередовались с застекленными. Вместе с невероятными окнами это создавало иллюзию движения по воздуху. Слева Энди увидела камин из серого полированного камня размером с торговый павильон; над гламурно-изящным газовым пламенем царил огромный зеркальный телевизор с плоским экраном. Отражаясь в нем, огонь камина и осеннее солнце наполняли комнату радужным, почти райским белым свечением.
Современные низкие диваны в элегантной серо-белой гамме, ниша для чтения со встроенными полками. Отреставрированный кофейный столик нарочито грубой работы и старинный обеденный стол, за которым легко могли уместиться шестнадцать человек. По обеим сторонам от него – прекрасные стулья с высокими спинками, обтянутые кожей цвета слоновой кости, со сверкающими хромированными деталями. Единственным ярким акцентом в комнате служили роскошный мягкий ковер в абстрактных петлях кобальтово-синего, красного и фиолетового рисунка и подвесная люстра ручной работы, спускавшаяся с потолка на целый этаж: стеклянные шары, спирали и трубки переплетались причудливым синим лабиринтом. Даже собака, кавалер-кинг-чарльз спаниель с тиснением «Харлей» на кожаном ошейнике, возлежала на миниатюрном креслице а-ля пятидесятые, с полированными хромированными ножками и туго набитой кожаной подушкой.
