– А картинок нет, – ответил Виктор таким легким и в то же время уверенным тоном, что мне не захотелось переспрашивать. Я взглянул на него, но он – случайно или нарочно? – как раз повернулся ко мне спиной, убирая письма обратно в сейф. И продолжил:
– …Что в общем и хорошо. Во-первых, это все-таки чужая личная переписка. А во-вторых, это заразно. Взгляни-ка теперь на мою фотокляксу.
Я последовал совету. Действительно, черно-красное пятно, висящее над столом, показалось мне теперь более странным, чем вначале. Какой-то отвратительный, неестественно скрюченный зверь… Или просто висит боком?
Я нагнул голову влево, но тут же услышал смешок Виктора и обернулся.
– Я же говорю, заразно.
Теперь он смотрел мне в глаза – опять этот острый, темный взгляд.
– Впрочем, – он сменил тон на более веселый, – если хочешь совсем как в сказке о королевском платье, у нас тут как раз есть… специалист.
Он выглянул в коридор и крикнул: «Михалыч!» В дальнем конце коридора кто-то отозвался басом. «Я домой собираюсь, могу вас подбросить. Едем?» – снова крикнул Виктор. Бас ответил утвердительно, и Виктор вернулся в лабораторию.
Через некоторое время дверь приоткрылась, и в нее просунулась голова маленькой девочки. На мгновение мне показалось, что со мной, как с тем человеком из писем, тоже стало происходить что-то странное. В самом деле, не может же девочка… Но всё тут же объяснилось: в коридоре загремели шаги, и в дверях появился усатый обладатель баса. Сходство с девочкой выдавало в нем отца ребенка, а погоны – капитана милиции.
– Привет, принцесса! – сказал Виктор.
– Пливет! – ответила девочка, а потом уставилась на меня своими огромными глазищами.
– Избалуешь ты мне ребенка, Виктор! – проворчал капитан и тоже повернулся ко мне. – Прошлый раз он ей невидимый фломастер подарил. То есть это мы с женой так думали, что невидимый. Даже радовались – рисует себе дите и на обоях, и на полу, и никаких следов. А он, оказывается, только на один день невидимый, а потом проявляется. Утром проснулись – а вокруг, понимаешь, джунгли! Ну и хулиганы вы, ребята!
«Хулиганы» улыбнулись: девочка – молча, а Виктор, пряча улыбку, ответил:
– Ну извини, Михалыч! Я и сам не знал, думал – сломанный фломастер. Ладно, сегодня я ей ничего дарить не буду, разве что картинки покажу. Гляди, Сашка, какая штука у меня на стенке висит…
Девочка подошла к столу, забралась на стул и, встав на колени, стала разглядывать злополучную фотку-кляксу. После чего заявила:
– Синок!
– Щенок?! – переспросил я.
– Да, синок. Свилнулся и спит.
Виктор, стоявший у нее за спиной, взглянул на меня и только развел руками, как Шива. А усатый капитан захохотал.
ПАЛЕЦ ХРИСТОФОРА
Издали я принял его за баска. И даже обрадовался.
Да чего врать – я хотел, чтобы он был баском. Подлым грязным террористом, которого я возьму. Первым за три месяца этой бесполезной работы. Три месяца блужданий по нестерпимой жаре под видом счастливого идиота-туриста, который впервые увидел парк Гуэль. Если б этот тип оказался вандалом из БАСФ, появился бы хоть какой-то смысл, чувство причастности к настоящей работе, которую теперь делали за меня другие.
Раньше не понимал стариков, которые бесятся, когда начальство намекает им, что пора на покой. Это ведь только в кино люди нашей профессии – супермены. А по жизни никаких долгих и красивых перестрелок не бывает. Либо стукач дает верную наводку и ты успеваешь выстрелить первым, либо наоборот – сам получаешь очередь из-за угла. Казалось бы, радоваться надо, когда отпускают на пенсию. А старики бесятся. Чего уж говорить обо мне, инвалиде в тридцать пять! Семь грамм свинца в коленку – и друзья уже смотрят на тебя с эдаким противным сочувствием. А начальство с не менее фальшивой важностью предлагает «другую, еще более ответственную работу».
Одна радость, что работу не специально для меня придумали, как делают иногда для особо заслуженных стариков. Пара-тройка взрывов в год – для Мадрида это уже норма. Но в прошлом году появилась «Баскская Армия Свободного Фронта» с более творческим подходом. Им подавай не кафе и парадные подъезды, как любят боевики из ЭTA, а памятники культуры. А тут аудитория гораздо шире – толпы иностранных туристов. И география – от музея Дали в Фигерасе до могилы Колумба в Севилье.
Про Барселону и говорить нечего: шесть актов вандализма только за полгода. К счастью, без жмуриков. Зато эффект долгоиграющий, все последствия на виду – настоящая визитная карточка БАСФа. Больше всего досталось «Святому Семейству»: зашвырнули в лик Христа на южном фасаде емкость с какой-то гадостью, разъедающей даже гранит, не то что известку с песчаником. А фигуру девицы на площади Каталонии облили зеленой радиоактивной краской. Потом еще в Готическом квартале старинную кованую дверь одного из соборов расписали матерными словами, как кусок масла – вилкой. Пока наши спецы разбирались, что за инструмент использовался – то ли газовый резак особый, то ли вообще лазер, парни из БАСФ успели тем же инструментом срезать балконную решетку на знаменитой Педрере. И где только технику такую находят, собаки баскервильские!
Правда, в нашей службе ребята тоже не бараны. Понимают, из какой задницы ноги растут у этих вандалов. Едва ли настоящим баскам так нужны новые гадости на свою голову. Другое дело, что скоро выборы в Парламент. И кое-кто из политических шишек сможет справедливо упрекнуть кое-кого другого – мол, даже с хулиганами не справляетесь, куда уж вам выше лезть.
Но шишки на макушке, а наше дело маленькое – ловить, пресекать… и профилактика. Работа моя ответственная – после получения семи граммов в колено – заключалась в том, чтобы бродить по парку прогулочным шагом, улыбаться и время от времени наводить камеру на подозрительных типов. Щёлк! – и картинка полетела в центр. А дальше уже работа центра – пробить подозрительную рожу по разным «черным спискам» и в случае чего дать сигнал опергруппе.
Что и говорить, за три месяца ощущение высокой ответственности пропало начисто. Как назло, ничего не происходило. Профилактика, само собой, дело полезное… Только ведь баска от каталонца не особенно отличишь. Есть у них, конечно, в горах такие особые горные козлы, которых ни с кем не спутаешь. Но надо быть полным идиотом, чтобы посылать на дело человека, которого и так в течение дня пять раз остановят явно и еще двадцать раз снимут скрытно.
А этот темнокожий тип при ближайшем рассмотрении оказался вообще индийцем. Сухой такой, вроде копченой курицы, а рубашка белоснежная – не человек, а просто негатив ходячий. Глаза собачьи, малость навыкате. Нос из разряда «одинокая слива». И брови густые, сросшиеся. Мне сразу вспомнилось, как в детстве брат притащил домой огромную черную гусеницу и прямо на обеденном столе долбанул ее ножом посередине. Но несильно долбанул, из любопытства, так что на две части она не развалилась, и даже не вытекло из нее ничего. А только видно было, что с ней уже не всё в порядке, потому что она стала шевелиться как две сросшиеся брови, а не как один здоровый организм.
