Клуб ArteFAQ представлял собою очередной московский аттракцион, когда, что называется, ни слова в простоте. Тесноватый лабиринт низких залов с выгнутыми потолками, кирпичных переходов, лестниц с перилами, внутренних балконов и террас был превращён в сплошное приключение бесконечным креативом с каждой мелочью. Плотное узорочье и яркое пестроцветье напоминало не столько двадцать первый век, сколько стрелецкую Москву времён Алексея Михайловича.
— Бля, надо вон туда пересесть, — заволновался Борька. — Смотри, там на балконе в полу стёкла вделаны! Под юбки будем смотреть!
— Борька, всё равно зима, — поморщился Глеб. — Чего ты под юбками увидишь? Штаны с начёсом?
В проёме входа показалась Орли. Она была всё в том же белом свитере и в джинсах, теперь в чёрных. Глеб помахал рукой.
— Забавный кабачок, — подходя, сказала Орли. — Привет, Боря.
Бобс широко заулыбался, будто Орли пришла к нему.
— Ты сделал мне флешку, которую обещал?
— Ну, попозже перетрем, ладно? — завертелся Борька.
— А мы что, втроём?
— Пока да, — кивнул Глеб. — Как-то странно. Даже этого нету, Нан-Мадола, который сам же всех и пригласил.
— Слышу, про меня говорят?..
К столу пробирался высокий и моложавый старик.
— Нан-Мадол — это я, — дружелюбно сообщил он и протянул руку Глебу. — Генрих Иванович Дорн.
— Глеб Тяженко. Борис Крохин. Оля Телегина, — представил всех Глеб, пожимая крепкую руку Дорна.
— Присаживаемся? — спросил Дорн, потому что Глеб ещё стоял.
— Да, конечно, — спохватился Глеб.
Они расселись. Подошёл официант и долго записывал несложный заказ — кому какой кофе. Глеб старался не рассматривать Генриха Дорна напрямую, это невежливо. На стенах ресторана висели короба вентиляции, пеналы кондишнов, длинные деревянные футляры часов с маятниками и картинки. Подоконники были заставлены кальянами, стопками книг и всяким хламом. Кирпичные арки, рогатые вешалки, фисгармония, этажерки, настольные лампы, диваны, вентиляторы под потолком, длинноногие стулья, горшки с тропическими деревцами… На полу возле стойки бара было нарисовано женское лицо.
— По образованию я историк, МГУ, по профессии искусствовед, — сообщил Дорн. — Ныне работаю научным консультантом в московской лаборатории Континентального музейного фонда. Фонд — одно из многих подразделений ЮНЕСКО. Людей моего рода деятельности в быту иногда называют дэнжерологами. Мы, э-э… занимаемся поиском и спасением культурных ценностей от населения — а иногда и спасением населения от культурных ценностей. — Генрих Иванович Дорн искренне рассмеялся.
— Никогда не слышал о таком, — сказал Глеб.
Он подумал, что эти дэнжерологи, видимо, ищут раритеты, что-то вывозят в музеи, а что-то берут себе для реставрации и дальнейшей продажи. Деятельность вполне коммерчески благородная.
— А вы, господа, кто?
— Я сисадмин, — буркнул Борька и поглядел на Орли.
— Я журналист, — сказала Орли. — Фриланс.
— А я…
— А вас я знаю, Глеб Сергеевич, — мягко перебил Дорн. — Я клиент «ДиКСи» и в курсе, кто входит в топ-менеджмент компании.
— Как-то нас мало для шестнадцати членов комьюнити, — хмыкнул Глеб. — Никого вы не напугали своей чумой, Генрих Иванович.
— Чума там не моя, — улыбнулся Дорн.
Он был приятным стариканом. В его манере одеваться было что-то филармоническое: клетчато-серый пиджак Marc O’Polo, синие джинсы и бордовая рубашка. Круглые весёлые глаза, нос крючком и копна седых волос делали его похожим на старого мудрого попугая.
— Боюсь, что сейчас даже для участников нашего комьюнити есть вещи поинтереснее, чем чума.
— То есть? — удивился Глеб.
Дорн поглядывал то на Орли, то на Бобса, но разговаривал только с Глебом. Он сразу считал расстановку персонажей: Борька — никто, Орли — тёмная лошадка. За всех тут говорит Глеб.
— Предполагаю, что новости вы смотрите в «ДиКСи-ньюсе»?
— Конечно, — согласился Глеб. — Сапожник заодно должен быть ещё и ходячей рекламой своих сапог.
— Что нам не интересно, того в мире не существует, — усмехнулся Дорн. — Солипсизм общества потребления. Уважаемый Глеб, Москва уже неделю живёт митингами. Сейчас это всем интересно и занимает с головой всех: и правозащитников, и простых граждан, и бизнес-элиту, и власть, и даже богему. «Богема на баррикадах» — такое не снилось и Делакруа. А чума никому не интересна. Даже тем, кто болен чумой.
— Но мне интереснее чума, — мрачно сказал Глеб.
— И мне, — улыбнулась Орли. — Хотя я журналист.
— А мне вообще всё по фиг, — заявил Борька. Он всё время пялился на Орли, и легко было поверить, что остальное ему по фиг.
— Поэтому, господа пользователи, «ДиКСи-ньюс» не показывает вам скучные для вас новости о массовых волнениях в Москве, вы про них ничего не знаете, и в вашем мире их не существует.
Каждому, бля, по потребностям, подумал Глеб.
— Наберите в «ДиКСи-поиске» «Митинги 2011», — предложил Дорн.
Глеб вздохнул, достал айфон, вывел поисковик «ДиКСи» и набрал предложенную фразу. «ДиКСи» выбросил дайджест из дюжины статей. Глеб пробежал глазами по заголовкам и ошалел: из «Коммерса» ушли Максима Ковальского и Демьяна Кудрявцева! Ни ф-фига себе! Это чё творится, если таких профи выдавливают?.. По работе Глеб немного знал Максима и Демьяна, надо позвонить им, всё выяснить, а то он, как дурак, прозевал такие дела… Ладно, позже. Глеб закрыл айфон:
— Генрих Иванович, давайте перейдём ближе к нашему делу.
Глебу стало неприятно, что его ткнули носом в недостатки семантического Интернета. Он торговал этим Интернетом, а торговать некачественным товаром некрасиво, неконкурентоспособно и вообще.
— Хорошо, Глеб Сергеевич, — улыбнулся Дорн.
Официант принёс кофе.
— Итак, господа, — подняв чашку, торжественно начал Дорн. — Я пригласил вас, чтобы сообщить вам…
— …пренеприятнейшее известие, — улыбаясь, закончила Орли.
Ей явно нравился артистичный и великосветский старик.
— Да! — просиял Дорн. — Пренеприятнейшее известие! У нас чума! Мы с вами участники комьюнити, которое зачумлено.
— И чё? — хмыкнул Бобс.
— А то, молодой человек, что чума — это смертельная, скоротечная и практически неизлечимая болезнь.
— Мы сдохнем, что ли, все?
— По теории — да! — Дорн осветил Бобса белизной прекрасных зубов.
— Ну ща, — скривился Бобс. У него явно были другие планы.
— Чума — это бубоны, температура, судороги и так далее, — сказал Глеб. — А я чувствую себя прекрасно.
