Лифт громыхал, и казалось, что его кабина расхлябанно болтается в шахте. Глеб привалился плечом к цветастому объявлению о скидках в ближайшем мегамолле и ждал нужный этаж. Был бы Абракадабра обычным демоном, можно было бы надеяться на молитву, на святую воду или на заклинание, на страх демона перед распятьем, на помощь какого-нибудь экзорциста… А что делать против чумы? Уповать на божье чудо, других вариантов спасения нет. Но разглядит ли бог тебя в сутолоке мегаполиса? И чем ты заслужил снисхождение? Да, Генрих Дорн подсказал Льву Гурвичу неуязвимую технологию уничтожения.
Денис открыл дверь квартиры, едва задребезжал лифт.
— Привет, дружок, — негромко сказал Глеб, заходя.
Денис встречал Глеба в домашних джинсах Dockers и в длинной хип-хоперской майке с надписью «Killuminati 2К10». На полу в прихожей валялся мусор и черепки посуды. В квартире везде горел свет. Глеб повесил пальто и кашне на плечики и убрал в шкаф.
— А тапочки можно?
Денис поставил Глебу тапочки.
— Извините, я в стрессовом состоянии, — сказал Денис.
— Я понимаю, — кивнул Глеб. — А где мама?
— В ванной, как и раньше…
Глеб осторожно подошёл к двери ванной комнаты и прислушался. За дверью лилась вода — но не сильно, тонкой струйкой, и будто бы что-то там шевелилось, вороша по полу всякий хлам, — бессмысленно, механически, однообразно. Глеб ждал, но ничего не менялось.
— Страшно? — Глеб покосился на Дениса.
Денис стоял с закрытыми глазами. Он поднял перед собой руки, положенные одна на другую, как у прилежного ученика в школе. Глеб узнал американскую практику самоуспокоения: «Внутри этой границы — моя территория, где я в безопасности!»
— Страшно, — не открывая глаз, признался Денис.
— А почему пахнет сигаретами? Мама курила?
Денис опустил руки и открыл глаза.
— Это я курил, — признался он. — Это помогает обрести равновесие.
Глеб осмотрел дверь. Ага, задвижка открывается вот так… Свет в ванной комнате включён. Отступать можно вот сюда, в гостиную…
Что там, кто там, за дверью? Демон с синими ногтями, с гниющим ртом и с чернотой, расползающейся вокруг мёртвых глаз? Или всё-таки человек, женщина — пускай напуганная, доведённая до истерики, но живая и настоящая?..
— Кушетка там свободна? Можно будет маму положить?
Денис заглянул в гостиную.
— Пожалуйста, — сказал он.
— Тогда, Деня, подожди на кухне, хорошо? — попросил Глеб. — Я не хочу, чтобы ты видел маму в таком состоянии… Я потом позову тебя.
— Я всё понимаю, Глеб Сергеевич. Конечно.
Денис повернулся и ушёл на кухню.
Глеб вздохнул и отщёлкнул задвижку на дверке в ванную. Сейчас бы прочесть молитву — но Глеб в бога не верил, молитв не знал. Он нажал на ручку и приоткрыл дверь.
Первое, что Глеб увидел, — зеркало над раковиной умывальника, размашисто исчёрканное мылом. Раковина, пол в комнате и дно ванны были усыпаны флаконами и флакончиками, пакетиками шампуней и всякой банной парфюмерией, щёточками, тюбиками, расчёсками, губками, салфетками. Мариша всё расшвыряла и потоптала, но почти ничего не раздавила. Сама она лежала на коврике для ног, завернувшись в сорванную полиэтиленовую шторку.
Глеб присел перед Маришей на корточки. Вот сейчас он повернёт её на спину и увидит, поймёт, кто перед ним — заплаканная Кабуча или ухмыляющийся демон, довольный тем, что снова обманул Глеба. Мариша скорчилась на полу в позе эмбриона. Глеб пошевелил её за плечо. Лицо у Мариши оказалось облеплено волосами. Кончиками пальцев Глеб отвёл волосы в сторону. Это была Мариша. Несчастная Мариша, маленькая женщина, а не демон чумы.
Она не спала, но смотрела тупо, как-то осоловело. Глеб принялся обдирать с неё полиэтилен занавески. На Марише была рубашка с закатанными рукавами и домашние штанишки-бриджи. Всё прилично.
— Ты меня видишь? — спросил Глеб.
— Вижу, — блёкло прошептала Мариша.
Надо перенести её на кушетку. Эх, взять бы Маришу, как в кино, на руки, будто невесту, — но тогда не хватит сил встать. Глеб поднялся и ухватил Кабучу сзади под мышки, подтянул наверх и, пятясь, потащил из ванной комнаты через коридорчик в гостиную. Хорошо, что Денька не видит такого позорища слабосильного горожанина…
Глеб уложил Маришу на кушетку, сунул ей под голову подушку, распрямил руки и ноги и полез в шкаф за пледом — он помнил, где что у Мариши лежит. Гостиная тоже была закидана чем попало: бельём, одеждой, дисками, коробками, журналами. Глеб увидел среди хлама полностью издырявленный блистер от таблеток и подобрал его. Феназепам. Транквилизатор. Не убойный, но и не хилый.
— Мариш, ты это пила? — Глеб снова присел рядом с Маришей.
— Да.
— Сколько?
Мариша из-под пледа смотрела на Глеба так, словно хотела сказать: увы, слишком мало для того, чтобы больше тебя не видеть.
— Пять, — прошелестела она.
— Ты боялась чумы? — подсказывал Глеб. — К тебе явилось что-то очень страшное? Призрак? Демон?..
Мариша закрыла глаза, набираясь сил для ответа, потом снова посмотрела на Глеба и медленно произнесла:
— Вы, Глеба… ты и Борька… хуже… любой чумы.
Глаза у Мариши опять закрылись. Глеб посидел на полу возле кушетки, но похоже, что транки срубили Маришу. Мариша спала.
Глеб встал на ноги и пошёл в кухню. Денис там уже заканчивал приборку: с шорохом и звяком он заметал в совок черепки посуды.
— Как мама? — спросил он. — Кофе хотите?
— Можно. — Глеб устало опустился на диванчик и вытащил пачку Marlboro. — Мама, похоже, спит. Всё миновало. Это был психоз.
— Из-за чего? — Денис смотрел спокойно и прямо. — Из-за вас?
— Уже нет, уже не из-за меня. — Глеб закурил. — Скажи, Деня, у тебя мама часто пьёт таблетки феназепам?
— Довольно часто, — сказал Денис, отворачиваясь к кофемашине. — Это успокоительный и снотворный препарат. Мама принимает по одной таблетке, если у неё выдаётся тяжёлый день.
Глеб бросил на кухонный стол пустой блистер:
— Сколько она могла выпить сегодня?
На столе лежал айфон Мариши, и Глеб взял его, чтобы проверить последние SMS. Лазать в чужую переписку было хуже, чем красть, но Глеб чувствовал: для полноты картины ему не хватает одной детали.
— Я с утра видел эту упаковку. — Денис повертел блистер в руках. — В ней оставалась примерно половина таблеток.
— Значит, не соврала, — пробормотал Глеб, открывая сообщения. — Она мне сказала, что выпила пять… Отсюда и неадекватная реакция, вроде как опьянение или истерика…
— А зачем мама выпила эти таблетки? — спросил Денис так робко, словно не желал услышать правды. — Она хотела совершить суицид?
