— Пойдём к твоей машине, — сказал Глеб.
— Вон там она, — кивнул Борька.
Они добрались до старого «форда», припаркованного в кармане на обочине. Борька жмотился и не загнал машину на платную стоянку.
— Садись сзади, — сказал Борька. — Я вчера другана вёз, он, сука, пиво пролил на переднее сиденье. Ночью замёрзло. Как обоссано.
Глеб молча полез в салон на задний диван. Борька плюхнулся на водительское место, кряхтя, пристегнулся и включил двигатель.
— Куда поедем? — спросил Глеб.
— Ко мне. Щас прогреется.
— А почему к тебе?
— Олька сказала.
— Она тебе звонила?
Борька сидел, скрестив руки на груди, и чуть покачивался из стороны в сторону, дожидаясь тепла.
— Она вообще там у меня поселилась, — буркнул он.
— Это как понимать? — холодно спросил Глеб. — В том смысле, что она слишком обременяет тебя своими просьбами?
— В том смысле, что она у меня будет жить. Есть, пить, спать. Мыть посуду. Готовить. Бельё стирать. Телик смотреть. Всё делать.
— Не понял. — Глеб даже встряхнул головой.
— Она ушла от тебя, Глеб. Ушла ко мне. Чё тут не понять?
Борька взялся за руль и стронул машину с места.
— Поедем по Алтуфьевскому до МКАДа, — предупредил Борька, — по МКАДу до шоссе Энтузиастов, потом свернём ко мне в Перово. А то неохота в центре в пробку попасть. Праздник же, бля.
— Да мне хоть как, — пожал плечами Глеб, глядя в окно.
Некоторое время «форд» катился по дороге-дублёру параллельно Алтуфьевскому шоссе, потом нырнул влево и встроился на трассу в поток, проскочил под пешеходным мостом и взбежал на эстакаду.
— Борька, Орли не могла уйти к тебе, — убеждённо сказал Глеб. — Как так? Ты же, извини, дурак и страшила.
— Не такой уж дурак, — медленно и спокойно ответил Борька, — и не такой уж страшила… если через пару часов мне даст твоя девка.
Глеб вспомнил, как познакомил Крохина с Орли в «Шоколаднице» за «Современником». Борька прятался от Орли за экраном ноутбука и слал Глебу разные эсэмэски… А ведь уже тогда Бобс запал на Орли. Но Глеб думал, что Орли гипнотизирует Борьку, словно удав кролика, и ситуацию контролирует она, а уж никак не Крохин.
— Чем же ты её приманил?
— Я ей протоколы Гурвича не вернул, — хихикнул Борька. — Сказал, пусть со мной ебётся. Она поломалась и согласилась.
— И когда это было?
— Что было? Когда я ей сказал или когда она согласилась?
— Когда она согласилась.
— Числа я не помню. Надо в телефоне посмотреть. Она мне эсэмэс прислала: «о’кей». Ну, я всё сразу и прорубил.
— А как же Мариша? — напомнил Глеб.
— Кабуча в пролёте, — жёстко ответил Борька.
Ну да… В пролёте… Она получила от Борьки сообщение: «Короче у нас все кончино» — и выпила пять таблеток феназепама. Потом она разгромила свою квартиру и упала на пол в ванной, замотавшись в полиэтиленовую шторку. Сын Денис позвонил Глебу, и Глеб приехал к Марише, не зная, что колокол прозвенел по нему, а не по Кабуче.
— Ты Маришу отфутболил, когда Орли тебе написала «о’кей»?
— Сразу же. Ни хера Кабуча мне не понравилась. Старая.
— Пидарас ты, Борька.
— Сам ты пидарас.
Они ехали сквозь огромный город, сияющий огнями праздника, и огонь Глеб ощущал, а праздника не чувствовал.
— А почему же я не увидел и не почуял, что вы с Орли там где-то уговариваетесь о чём-то? — тоскующе спросил Глеб.
— Ты же этот… хипстер, — хмыкнул Борька с явным презрением. — Я для тебя таракан, в секонд-хенде затариваюсь. Ты на меня и не смотрел. Вообще ни на кого не смотрел, болван самовлюблённый. Вот и не увидел, хуле. А ведь Олька-то ко мне вместе с тобой приходила.
Да: он ведь сам привозил Орли к Бобсу… Бобс хотел показать на компьютере что-то секретное — ну, в протоколах… Глеб тогда сидел на кухне и скролил айпэд, а Бобс и Орли закрылись в комнате…
— Это когда вы в комнате для секретных переговоров укрывались?
— Угу, — кивнул Борька и улыбнулся, показав мелкие и нехорошие зубы. — Там, в комнате, я и сказал Ольке: она будет со мной трахаться и жить, а после ещё даст мне бонус от «ДиКСи», когда получит фирму. А я для «ДиКСи» стану Гурвичем-два. Хера ли, я всё понял, чего там Олькин папик напридумывал. Заменю его на мах.
Крохин называет Орли Олькой, отметил Глеб. Вот так же Гермес отметил, что Глеб называет Олю Телегину домашним именем Орли…
— Даже не верится, — сознался Глеб. — Неужели она цинично вот так всё просчитала и приняла решение?
Глеб действительно не мог поверить. Это не умещалось в душе, не укладывалось в голове. Глебу казалось, что если всё это — правда, такая правда выжжет его изнутри напалмом.
— Ну, не сама Олька просчитывала и решала… Я ведь сказал, что протоколы ей не отдам, а это шантаж. — Борька ничуть не смущался, признаваясь в собственной подлости. — Олька просто прикинула, что ей лучше уж поддаться на мой шантаж. Вместе с тобой она пришла квартиру мою посмотреть, где ей жить. Ведь не сразу она мильёны-то за «ДиКСи» огребёт. Ничё, хата ей понравилась.
— А ведь у меня тогда было ощущение, что она квартиры смотрит, — задумчиво произнёс Глеб.
— Ну и правильно почувствовал. Только не понял. Сам дурак.
Глебу стало даже немного жаль Орли… Что она могла в этом мире? «ДиКСи» у неё забрал Гермес, который хотел, чтобы она умерла. А протоколы забрал Крохин, который хотел, чтобы она с ним спала. И Глеб ничем не мог помочь Орли… Глеб воображал, что осчастливил её, а Орли в это время была занята совсем иными мыслями и делами…
Бобс тем временем доехал до конца Алтуфьевского шоссе, перед заправкой притормозил, а после заправки осторожно свернул направо по выезду на МКАД.
— А что же чума? — с горечью спросил Глеб.
С горечью — потому что и чума его обманула. Её ужас обернулся отдалённым ворчаньем грома. Пронесло грозу мороком.
— С чумой всё нормально. — Борька завозился, доставая сигареты, и закурил. — Я и Олька от чумы спаслись, а вам с Гермесом — капец.
— То есть?
Глеб не стал рассказывать Борьке, что Гермес уже мёртв.
— Спастись от чумы можно только так, как спасся Гермес…
— Он стал Королём-Чумой.
— А Олька стала Королевой-Чумой.
— Как?
Борька мелко и ехидно захихикал:
— Помнишь в комьюнити такого хера — «Умней-всеха»? Вроде он тролль. А на самом деле — аватар демона Абракадабры. Короче, чума.
Широченная, ярко освещённая река МКАДа стремительно утекала куда-то в чёрную даль. Слева мрак стоял стеной, а справа мелькали огни: то близкими россыпями, то дальними плоскими лужами.
