Ковчег медленно уходил в облачную кипень над башней. Пролом был прямо впереди, Эльхант видел ведущий внутрь зев, каемку подтаявшего льда и бело-голубое сверкание в глубине. Он уменьшил скорость, осторожно поворачивая рулевую дугу. Птица влетела в пролом. Толщина стены достигала дюжины шагов, несколько мгновений они двигались по ледяному коридору. Впереди что-то хлюпало. Белые стены разошлись, открыв зал, полный плеска воды и сияния искр.
Септанта до предела вдавил рычаг. Гул стих, позади сине-зеленая струя исчезла. Пролетев еще немного, Птица начала опускаться. Слева Эльхант видел оплавившуюся воронку в полу — от нее сквозь нижние этажи тянулся лабиринт упавших ледяных глыб и просветов между ними, — а впереди высился белоснежный, наполовину растопленный трон. На нем сидел древний старик. Летун плюхнулся надутым брюхом о пол, подняв брызги. Агач слез. Когда его примеру последовал Кучек, машина начала всплывать — Септанта ухватил ее за нос, придерживая, велел:
— Сядь. Иначе улетит.
Голем взгромоздился обратно! Обнажив меч, Эльхант пошел сквозь весеннюю капель, по весело журчащим ручьям, к трону.
Он долго находился на летуне, и теперь тело протестовало, колени плохо сгибались… Но зато иные, необычные ощущения возникли в нем. Будто бы шестерни, ребристые колеса перекатывались в мышцах, а стальные пружины сжимались в суставах и сухожилиях. Сквозь ткань кошеля Септанта нащупал жемчужину и пошел быстрее.
И остановился, увидев статую: ледяную глыбу, в которую был вморожен еще один старец, могучий великан с длинными седыми волосами, собранными на затылке в хвост.
В этом помещении не было углов и острых выступов, лишь гладкие покатые поверхности. Лес огромных сосулек украшал выпуклый свод. Эльхант шел, будто под дождем — с каждой капала вода. В ледяных толщах застыли размытые полосы, мазки нежно-голубого света. Мириады искр перемигивались по всему залу. Стоящая под стеной кубическая глыба с вмороженным в нее старцем была идеально прозрачной, будто из чистейшего хрусталя. Часть ее оплавилась, стекла — старик оставался во льду, но правая рука, которую он вытянул перед собой, показывая на что-то, торчала наружу. Запястье было отсечено, Септанта видел срез, белый, крошащийся, словно то, в чем находился человек, целиком проморозило его тело.
Агач оглянулся: летун висел возле пролома, голем сидел, чуть покачиваясь, не позволяя машине взлететь.
Трон находился рядом со статуей. Чем ближе подходил к нему Эльхант, тем холоднее становилось. Сидящий человек не шевелился. На лысой голове розовел глубокий ожог, одежда обгорела. И он, и тот, что был вмурован в прозрачный лед, казались глубокими стариками.
Эльхант остановился на краю дыры, видя уходящий вниз лабиринт ледяных глыб. В глубине что-то двигалось, оттуда доносился хруст… кто-то пытался добраться до зала. Воздух потрескивал от холода. Септанта еще раз внимательно огляделся. Нет, Слезы здесь не было, надо искать ее в другом месте, где-то в городе…
— Хозяин? — прошептал голос. — Аркмастер… там красиво?
Агач повернулся так резко, что чуть не упал в дыру. Старик на троне шевельнулся, голова его затряслась. Масляно поблескивающие обожженные губы приоткрылись.
— Вы вернулись за мной…
Эльхант шагнул к трону. Стужа окутывала его посверкивающим искристым облаком.
— Вы говорили: белый мир в оковах льда… — прошептал старик. — Заснеженная страна, вечная зима и кони… Голубые гривы у них. Скачут по белым равнинам… Это красиво, хозяин?
— Кто ты? — спросил Эльхант, склоняясь ниже. Слезящиеся, затянутые морозной пленкой глаза смотрели на него — и не видели. Вокруг правого тянулась морщинистая каемка, след давнего ожога.
— Не узнаете меня… Так много лет прошло… Я живу и живу. Умереть… должен был умереть давно… Но ваш холод заморозил жизнь во мне, и вот… К себе, хозяин, наконец-то вы вернулись за старым Хуго, заберите к себе. Я верю вам, там прекрасно… Ведь вы сказали это, когда уходили… Сказали, когда-нибудь вернетесь и возьмете с собой… Я, хозяин, ведь это я, ваш старый слуга… Гело! Мы вместе… через столько прошли, Гело, теперь — возьмите к себе…
Шум внизу усилился; отвлекшись от старика, Эльхант вновь заглянул в дыру. Теперь он различил троих, взбирающихся по ледяным перекатам. Пожилой здоровяк в белых меховых одеждах и колпаке, и двое северян помоложе, оба наголо стриженные — на лысинах их поблескивали блики. Один остановился, поднял голову — Эльхант отпрянул, но успел заметить длинные светлые усы.
— Отец! — донеслось снизу.
— Правитель! — прокричал другой голос. — Теплые внезапно отступили, их лодки поднялись… Правитель Чаттан, что с вами? Слеза в сохранности?
— Слеза… — прошептал старик, и агач наклонился к нему.
— Да, — сказал он. — Слеза Мира. Где она?
Веки, на которых не осталось ресниц, медленно опустились.
— Браслет, — прошептал голос. — Гело, иду за вами…
Эльхант развернулся к вмороженной в лед статуе. Глаза его сощурились, взгляд скользнул по седой голове, широким плечам, опущенной вдоль тела левой руке и поднятой правой… Хруст льда прозвучал вновь, совсем близко. Бросившись к летуну, агач закричал:
— Назад! Кучек, поверни его!
* * *
Теперь летун едва слушался. Септанта развернул его носом вверх — они поднимались почти отвесно. Машину шатало, гул сине-зеленой струи стал неровным. Иногда он прерывался, а после в железном баке что-то хлюпало, и струя выплескивалась с прежней силой, толкая деревянную птицу. Крыло трещало — вот-вот отвалится. Но облака уже приближались, в разрывах то и дело мелькало что-то коричнево-желтое.
Кучек молча сидел позади. Эльхант, прижатый к спинке сиденья, несколько раз выглядывал из-за колпака — сквозь покрытое трещинами стекло почти ничего не было видно. Когда агач посмотрел в очередной раз, облака клубились уже прямо перед ним: бушевала метель снежных хлопьев, длинный белый клок изгибался на ветру, поворачивался, а дальше в узком просвете темнело нечто, висящее в дюжине дюжин шагов над облачным слоем.
Септанта дернул рычаг, в трубе взвыло, летун качнулся, затрещал. Взрезав крылом пуховую массу, оставляя за собой полосу мятущихся хлопьев, он пронесся вдоль облачной стены, будто у отвесного склона заснеженной горы, и начал крениться назад, поворачиваясь брюхом к небу. Ощутив, что сейчас выпадет, агач навалился на подкову. Сзади заворочался, заскрипел голем. Холодный ветер свистел, все вокруг клокотало. Гудение струи ненадолго смолкло, а потом она выстрелила с хриплым воем, швырнув машину вверх.
Они вырвались из холодного зимнего дня в новый, неистовый свет, и сверкающая ширь наднебесья распахнулась, впустив их в себя. Летун вознесся над облаками. Агач зажмурился, почти ослепленный. Седло под ним качнулось и выровнялось. Он раскрыл глаза. Теперь облака были внизу — золотой свет океаном лучей падал на них, выбивая струи белого, завивая их спиралями и кольцами.
