— Но мы же и завтракали вместе, вдвоем.
— Ты не понял: я хотела позавтракать только с тобой вдвоем, — она укоризненно посмотрела на него. — Зачем ты позвал всех своих офицеров, kazak’ов, солдат?
— Видишь ли, счастье мое, они же охраняют нас. Так разве же можно не посадить их за стол?
— Пообещай мне, милый, — она прижалась к нему и погладила по щеке, — обещай мне, что отныне мы будем завтракать только вдвоем, да?
Оказалось, что и этого тоже не будет. А после завтрака Ники и вовсе убежал заниматься какими-то отвратительными делами и оставил ее одну. Она сидела, надувшись и думала о том, что пока можно потерпеть, но вот уж после свадьбы… После свадьбы она наведет здесь порядок. Настоящий прусский порядок…
Рассказывает Олег Таругин (Цесаревич Николай)
К моему несказанному удивлению, несмотря на всю кутерьму по подготовке моей с Мореттой свадьбы, венценосец не забыл своего обещания по поводу Рукавишникова и все-таки вызвал его для собеседования. А посему, через несколько дней после нашего возвращения, ко мне, замордованному до крайности проблемами с финансами, Финляндией, училищами и Мореттой, ворвался Димыч собственной персоной:
— Оле… — тут только он соблаговолил заметить, что мы в кабинете не одни и моментально выправился, — Ваше Императорское Высочество, разрешите?
Оказывается, мой личный конвой уже принял от Ренненкампфа, Махаева, Шелихова — короче, от тех, кто видел нашу встречу в Нижнем — информацию, что этот «купчина» вхож в ближний круг. Потому его никто и не остановил, как не стали бы останавливать Шелихова или, скажем, Альбертыча. Так что переживал я по поводу Димки зря, хотя… Мама моя, императрица! На Димыче красуется модный, в талию, сюртук парижского кроя, дорогущего сукна… НА МОЛНИИ!
Сидящий у меня бывший министр финансов Бунге в изумлении поворачивается посмотреть на нового посетителя. Видимо решив, что молодой человек в модном партикулярном платье — в лучшем случае собутыльник цесаревича, он продолжает свою речь:
— …свидетельством провала дефляции стало также стеснение внутреннего денежного рынка. Бумажных денег, ваше императорское высочество, стало слишком много по отношению к разменному фонду, но недостаточно для обеспечения потребностей национального хозяйства. В отличие от других европейских стран, у нас не получили широкого распространения безналичные средства платежа, как то чеки, векселя и прочее. А в связи с расширением предпринимательской деятельности экономика испытывает потребность в оборотных средствах. Особенно остро нехватка бумажных денег ощущается в урожайные годы, когда циркуляция товарной массы резко увеличивается. Поэтому изъятие даже 87 миллионов рублей без замены их звонкой монетой привело к недостатку денежных запасов в обращении. Таким образом…
— Таким образом, — перебивает Димыч уверенно, — систематическое повышение пошлин довело ограничение импорта до предела. Устойчивое положительное сальдо торгового баланса России было достигнуто главным образом за счет увеличения экспорта хлеба. Вывоз хлеба дает более 50 % всех экспортных поступлений, хотя в то же время общий объем экспорта по стоимости вырос только на 15,6 %. При этом импорт резко сократился, и положительное сальдо торгового баланса в среднегодовом исчислении составило 142,2 миллиона рублей золотом или 36,2 % от объема вывоза. И кому это, спрашивается, выгодно?
Бунге ошарашено молчит, переводя изумленные взгляд с меня на Димку и обратно. А Димыч меж тем уверенно берет стул, усаживается на него верхом напротив Николая Христиановича и гонит дальше:
— Два года тому назад вы, господин Действительный Тайный Советник, довели протекционистские тарифы до их логического максимума. За это вам от имени всех российских предпринимателей нижайший поклон и респект.
— Что? — выдавливает из себя Бунге, но Политов-Рукавишников деловито продолжает:
— Но теперь нас уже не может устраивать ваш отказ от попыток стабилизировать рубль на традиционной серебряной основе и курс на введение золотого монометаллизма. Уже имеющееся повышение среднегодового курса рубля в золоте с 55,7 копеек в прошлом году до 56,5 копеек по итогам трех прошедших месяцев не соответствует нашим интересам экспортеров.
На Николая Христиановича жалко смотреть. Он-то, душа светлая и чистая, пришел прочитать популярную лекцию по политической экономии цесаревичу, а вместо этого угодил на какое-то судилище. После затянувшейся паузы, Бунге, наконец, хрипло спрашивает меня:
— Ваше Императорское Высочество, вы не представите меня вашему гостю?
Просьба звучит дико, ибо Димка прекрасно знает, кто такой Николай Христианович. Но я все понимаю и иду навстречу попавшему впросак:
— Познакомьтесь, господа. Действительный тайный советник, председатель Комитета министров, Николай Христианович Бунге. Владелец крупнейшего в России металлургического, сталепрокатного, машино- и станкостроительного предприятия, председатель совета акционеров Торгового дома братьев Рукавишниковых, Александр Михайлович Рукавишников.
Оба синхронно поднимаются и кланяются друг другу. Затем Бунге неожиданно улыбается и произносит:
— Господин Рукавишников, мне остается только пожалеть, что мы не встретились с вами раньше. Полагаю, вы могли бы дать несколько весьма ценных рекомендаций по выходу из создавшегося положения.
— Полагаю — смог бы, — уверенно сообщает Димыч. — Но хочу отметить, господин
[59]
Бунге (Я прикрываю глаза. Господи, да что ж он творит, печенег этакий?!), что мне намного ближе ваша деятельность по внесению многих необходимейших дополнений в трудовое законодательство России и созданию фабричной инспекции.
Бунге польщен и не обращает внимания на грубейшее нарушение в титуловании. Он пускается в подробные объяснения смысла своих действий, но это он, ей-ей, зря! Теперь и я могу поиграть в эту игру…
После сорокаминутной лекции о необходимости введения КЗоТ,
[60]
Бунге окончательно теряется. Он еще пытается что-то лепетать об отмене круговой поруки в деревне и не допустимости искусственной консервации сельской общины, но, услышав наше дружное мнение о развитии фермерских хозяйств и создании сельскохозяйственных кооперативов и госхозов, окончательно стушевывается. Он торопливо прощается со мной и Димычем, клянется в том, что окажет мне любую мыслимую и немыслимую поддержку в реформации Империи и т. д. и т. п.
Мы остаемся в кабинете вдвоем с Димкой.
— Ну, модник, и зачем надо было так на старика накидываться и интеллектом его давить?
— Ничего, злее будет! — отмахивается Димыч.
— Ладно, Бог с ним, построили в три шеренги министра финансов — и то хлеб! — я улыбаюсь, ощущая себя гостеприимным хозяином, — ты, кстати, завтракал?
