Книга Царствуй на страх врагам! "Прогрессор" на престоле, страница 13. Автор книги Алексей Махров, Борис Орлов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Царствуй на страх врагам! "Прогрессор" на престоле»

Cтраница 13

— С непредсказуемым результатом, ага… Знаешь, Григорий Васильевич, я что-то в наши девяностые годы в социалистические идеалы веру-то подрастерял. И в «моральный кодекс», и в «единую общность — советский народ». Я уж лучше на мужицкий инстинкт собственника поставлю…

…Я смотрел на этого молодого — молодого в квадрате — человека. Вот странно — при общении со всеми «нашими» мне вполне комфортно обращаться с ними по «здешним» именам. Наверное, это оттого, что я не знал их ранее и моя память не конфликтует с памятью реципиента. Олег же обращается к нам, как правило, «настоящими» именами — при отсутствии посторонних, разумеется. Интересно, в нем от Николая вообще ничего не осталось? Или просто настолько сильная натура, что для второго сознания места просто нет?

— Скажи, Ники… Вот ты сейчас собираешься «строить» дворян. КГБ — «в лучших традициях» — ты создал, преданными полками обзавелся — короче, собираешься развернуть террор. Ни красным, ни белым его не назовешь — скорее, опричнина. Какими ты видишь пределы этого террора? Под какой идеологией? На кого будешь опираться? Силовики — это орудие, это не опора. Вот всю семейку романовскую к ногтю взял — зачем? Претендентов на престол боишься?

Император насупился:

— Во-первых, не всю семейку: младших не тронул, воспитаем. Во-вторых, претендентов на трон у нас половина монарших столов Европы — только свистни. А считаю я, уважаемый Григорий Васильевич, что семейка «наша», Романовы оказались недостойны той ответственейшей роли, которую возложила на них История. Не справились с управлением-с… Если пароход утонул и пассажиры погибли — капитан по-любому должен сесть, какой бы распрекрасной души человеком он ни был! Вот я их и приговорил. Не тебе рассказывать, какую роль в крушении «той» монархии они сыграли. А потом, знаешь, честно скажу — если бы хоть кто-то из них в Златоустовском монастыре себя человеком показал — ну хоть обматерил меня, что ли, — освободил бы, честное слово… Теперь об опоре. Я сейчас хочу из дворян сделать то, чем они по жизни и должны быть, — служилое сословие. Вернуть, так сказать, к истокам… Активные сторонники «вольностей дворянских» и всякие Обломовы при этом поедут к тебе — дорогу строить и Сибирь заселять…

— И за что ты Обломова репрессируешь? Как турецкого шпиона?

— Угу. Или уругвайского. В стране должна быть дееспособная элита. Прекраснодушные Обломовы сдали империю и в семнадцатом, и в девяносто первом. И опираться мне сейчас в этом, кроме как на крестьян, не на кого. Разрушая общину, я делаю крестьянина мобильным. Активная часть поползет вверх по социальной лестнице — и обязаны этим будут только мне. Это и есть моя опора.

— Из крестьян, поднявшихся по социальной лестнице, получаются разночинцы. Которые начитаются известных книжек и станут тебе не опорой, а могильщиком. И начнешь ты их давить с помощью тех же дворян. А там и пролетариат появится. И пошло по кругу… И когда же придем к всеобщему счастью и благоденствию? Или хотя бы к стабильности?

Моя ирония, по-видимому, вывела собеседника из равновесия. Встав из-за стола, Николай-Олег подошел к окну и с минуту стоял спиной ко мне, разглядывая что-то в зимнем кремлевском дворе. Повернувшись и пристально глядя мне в глаза, негромко произнес:

— К всеобщему? Тогда же, когда и к коммунизму… Я ведь, Григорий Васильевич, у вас учусь. У большевиков. Террор должен быть целевым и соразмерным, направленным на конкретный сегмент общества и достаточным для нейтрализации деструктивного потенциала этого сегмента. Как вы — в двадцатые годы «красный террор» против дворянства и Церкви, в начале тридцатых — крестьянство, в конце тридцатых — интеллигенция и переродившаяся красная бюрократия… А стабильность… В России самыми стабильными были царствования Александра III и Леонида Брежнева. И оба раза после «стабильности» сразу наступала смерть империи. — Накопившееся раздражение заставило его повысить голос: — «Россия беременна революцией» — это когда было сказано? Она уже беременна! И это не лечится! Так что я лечить не буду — я кесарево сечение сделаю!

Николай присел к столу и залпом допил коньяк.

— Ладно, Григорий Васильевич, извини. Давай к делу. Я предлагаю тебе завтра стать председателем Государственного совета. И начать реформы. Обязанности председателя акционерного общества Транссиба ты сможешь выполнять и из Москвы.

Я помедлил и тоже взял фужер с коньяком. Собственно, раздумывать особо не о чем, только как сформулировать…

— Понимаешь, Ники… Госсовет должен проводить твою линию. Все окончательные решения за тобой. Поэтому в должности председателя там должен быть проводник твоей воли — хороший исполнитель без самодеятельности. Этакий интерфейс без искажений. Я думаю, ты такого легко найдешь. А я, если ты не возражаешь, продолжил бы заниматься Транссибом там, на месте.

Николай внимательно посмотрел мне в глаза и поднял свой фужер.

— Ну, хорошо. Я введу должность наместника по Сибири и Дальнему Востоку. Делай инфраструктуру и строй там «общество будущего». Тем более оттуда народ ссылать некуда, — улыбнулся Николай, пригубив коньяк. — Слушай, а давай Ленинград построим? На Лене где-нибудь?

— На Лене не получится. Там Новосибирск, то бишь Новониколаевск, строить нужно — на пересечении Оби Транссибом. Кстати, о Ленинграде. После переноса столицы в Питере наверняка возникнет интеллигентско-дворянская фронда. Там будут концентрироваться все тобой недовольные.

— Вот и хорошо — пусть концентрируются: профилактировать легче будет. А в Питере, Григорий Васильевич, у нас будет культурная столица России — вот так оригинальненько… Я там оставил Российскую академию наук, из Эрмитажа первый государственный публичный музей сделаем… Как-то так.

— Спасибо, Ники! — совершенно искренне сказал я.

Когда встреча завершилась, провожая меня в дверях, император сказал:

— А Новосибирск мы не Новониколаевском назовем. Построй там настоящую столицу Сибири, не хуже Ленинграда. И мы назовем ее Романов-на-Оби.

Я уезжал в Омск со смешанным чувством. Олег — молодец, и есть в нем что-то от того, настоящего, главного «хозяина», о котором даже в его времена вспоминали со смесью почтения и страха. Он крепко взялся и останавливаться не собирается. Но с другой стороны — ведь есть и те, кто мог бы лучше, разумнее, правильнее… Я пил чай в раскачивающемся вагоне, а в голове злой осой бились мысли: «Хорошо, что эта штуковина попалась Таругину. Какой-нибудь дерьмогад такого бы наворотил… Но почему, почему она попалась этому мальчишке, а не мне?»

Глава 5
Рассказывает Олег Таругин
(император Николай II)

Сегодня первое в мое царствование заседание Государственного совета. [18] Для заседания выбран Николаевский дворец [19] в Кремле.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация