Разумеется, задним числом всем жителям Империи объяснили, что, дескать, в последнюю секунду была пресечена попытка мятежа. Что экипаж крейсера «Московит» на самом деле уже давно находился на подозрении, но лишь сейчас доблестному жандармскому управлению удалось получить неопровержимые свидетельства готовящейся измены. «И в тот же миг доблестные сотрудники…» Далее по тексту.
Но те, кто был «в теме», отнеслись к официальным пресс-релизам с изрядной долей недоверия. Как-то сомнительно выглядела вся эта история. И весьма дурно пахла. Особенно странно выглядел тот факт, что «подлые враги» не успели сделать ни единого выстрела в ответ!
Спустя три часа капитан позволил себе перерыв. Позвонил домой, повинился перед Элей за то, что опять задерживается, с удовольствием выслушал обещание получить чем-нибудь увесистым по голове и затем связался с Анной, секретаршей полковника, чтобы заказать себе ужин.
Кормили жандармов отлично. Отдав должное всем блюдам местной кухни, капитан, к собственному удивлению, быстро добил намеченный на этот день фронт работ, сбросил все в память компьютера, распечатал краткую выжимку со своими мыслями и предложениями и отправился к Брембергу. Втайне Антон очень надеялся на то, что северянин впечатлится его рвением, смилостивится и отпустит домой. Но жизнь, как это частенько бывает, внесла свои коррективы в эти планы.
Не успели они перекинуться с Брембергом и парой слов по поводу служебной записки Антона, как полковнику позвонили. Информация поступила, судя по его вытянувшемуся лицу, настолько важная, что Каланин в который раз за сегодняшний день понял: недавний столь чудесно проведенный отпуск отольется ему нынче такой нервотрепкой, что впору будет проситься в новый, когда все закончится.
Если только отдых этот не предоставят ему за казенный счет. Где-нибудь за высокими оградами со злющей охраной. Или на кладбище…
– Работаем, капитан! – азартно вскочил с места Бремберг. – Кажется, он все-таки проявил себя!..
3
…Гуляли хорошо!..
Третий день компания меняла кабак за кабаком. Сашка давно потерял им счет и не смог бы сейчас вспомнить, пожалуй, ни одной особенной детали, присущей какому-то из них. Везде было одно и то же: стол, обильно заставленный закусками и бутылками, шумное многоголосье, в котором никто и не старался услышать собеседника, а тылдычил что-то свое, размалеванные девицы, появлявшиеся, как правило, после второй перемены блюд, ну и – как венец всего – вежливая, но твердая просьба хозяев «выметаться подобру-поздорову». А что вы хотите, восемь рыл, по которым явно каторга плачет, гужебанятся так, что другие посетители, словно ошпаренные, разбегаются!
Первому такому «недовольному» Сашка едва не набил морду, но Джонни почему-то удержал его. Это было настолько удивительно, что все замолчали и вытаращили на него глаза, а затем, не сговариваясь, потребовали объяснений. И вправду, с чего бы это вдруг самый резкий, самый заводной из их компании вдруг проявил такое странное миролюбие? Оно, конечно, понятно – не на привычной хазе сегодня праздник, но все же?!
Но Джон в ответ цыкнул зубом, по-волчьи оскалился и обманчиво тихим голосом посоветовал всем заткнуться и топать на выход. При этом он так выразительно сунул руку во внутренний карман, что все как-то сразу поскучнели и спорить больше не стали: получить импульс между глаз – оно кому надо?
Тем более что платил-то за всех именно Джонни, так почему бы не закрыть глаза на некоторые странности в его поведении? Глядя на всех, и Сашка решил плюнуть на это недоразумение.
Правда, в третьем – или в четвертом?.. а, не суть важно, – заведении он все-таки подсел к приятелю поближе и, для начала чокнувшись, задал-таки мучавший его вопрос:
– Слушай, а хрен ли ты тому лосю не дал рога обломать?
Митяй – Джонни было только прозвищем, о чем знали лишь близкие друзья да дотошные следователи полиции, – мутно поглядел на него, неожиданно благодушно улыбнулся и задушевно ответил:
– Дурень ты, Сашок! Ох, какой дурень! Ну, вот скажи мне – кто при полных карманах лавэ на скандал в первом же кабаке нарывается? Вот посидим еще здесь, потом там – он неопределенно махнул рукой, – потом еще вон там… дно кармана увидим, вот тогда и развернемся во всю ширь – это я тебе обещаю! А сейчас гуляй, душа!.. Эй, человек, а ну вели-ка музыкантам мою любимую еще разок сбацать!..
Что ж, это здорово меняло дело. Сашка решил, что он и сам, поймай подобный фарт, не захотел бы оказаться в участке в самом начале веселья.
А то, что Джонни улыбнулась нешуточная удача, было видно невооруженным глазом – один только его прикид чего стоил! Вылитый граф! Ну, или барон, на крайний случай! И не скажешь, что за плечами этого расфуфыренного щеголя три ходки по очень серьезным статьям и нехилое уважение весьма авторитетных людей. (Правда, поговаривали еще, что Митяй в свое время учился в университете на некогда популярном факультете ксеноархеологии – отсюда, мол, его интеллигентские замашки, но толком никто ничего не знал.)
А чаевые, которыми щедро одаривались все официанты, шлюхи и музыканты?! Да Сашке, по нынешнему «неурожаю», полгода за такие бабки пахать, как проклятому! А Митяй лишь посмеивается да знай себе карточкой по кассовому сканеру – вжик-вжик! И про дело, которое ему такой куш принесло, ни словечка! А ведь раньше всегда в одной команде работали…
Только вот ночью второго дня довелось Сашке кореша совсем в другом виде наблюдать. Стоял тогда Митяй на улице – вроде как проветриться вышел, – смолил сигарету за сигаретой и пялился в одну точку остановившимся взглядом. Нехорошим таким взглядом!
А когда Сашка, не разобравшись в ситуации, сунулся к нему и попросил огоньку, Митяй вдруг ухватил его за плечо, придвинулся вплотную – так, что глаза в глаза! – и жарко зашептал срывающимся голосом:
– Ты представляешь, я их, вот как тебя сейчас, видел! Лежат вроде как мертвые, а все одно по спине холодок – будто смотрят они на тебя и ждут, когда ты к ним спиной повернешься, чтобы, значит, наверняка броситься!.. А пить-то нельзя! И ширнуться тоже: ни-ни! Там у них с этим строго – одного сразу грохнули, как только под кайфом застукали. Им это вообще было раз плюнуть – звери еще те… Куда там нашим беспредельщикам!.. Эх, и зачем я только на это подписался!
Митяй аж всхлипнул от жалости к самому себе. А потом вдруг обмяк, отпустил Сашкин пиджак и, вяло сплюнув на тротуар, поплелся обратно в кабак. Но на пороге он встряхнулся, вновь превращаясь в прежнего Джонни – лихого и удачливого бортника, – и весело подмигнул застывшему столбом другу:
– Не боись, Сашок! Мы еще повоюем! С золота есть-пить будем! Я ж ведь тоже не пальцем деланный – страховочку себе на всякий случай, знаешь, какую придумал? Ни одна сука меня даже тронуть не посмеет, иначе такой тарарам поднимется – всем чертям жарко станет! – Митяй продемонстрировал ночным небесам неприличный жест и заразительно рассмеялся. – Пойдем лучше еще по одной врежем – и по бабам!..
