— Переодевайтесь. — Качанов поспешно вытаскивал из «сидора» его камуфляж. — Одежду давайте мне. Все? Отлично. Располагайтесь, товарищ лейтенант к вам позже зайдет. Да, вот чуть было не забыл... — Особист неожиданно вытащил из кармана галифе подполковничьи наручные часы. — А то еще пойдете время узнавать, — пошутил он.
— Леша, на пару слов.
Не прощаясь, особист выскочил в коридор, Ивакин, смущенно кивнув подполковнику, — следом. Несколько секунд Крамарчук еще слышал их шаги и обрывки не столько торопливой поспешности Качанова, сколько своим мыслям относительно новостройки, он плотно прикрыл дверь и не спеша оделся. Ощущать телом привычный, давно разношенный камуфляж было приятно и Юрий, раскатав один из матрасов (подушка вполне ожидаемо, обнаружилась внутри), с удовольствием растянулся на койке. Освещение, судя по отсутствию настенного выключателя, отключалось централизованно, но на то, чтобы искать где-то в коридоре рубильник, сил уже не было. Да, скорее всего, и не стоило этого делать: иди знай, как Ивакин на его самодеятельность отреагирует. В чужой монастырь, как известно...
Спустя минуту подполковник уже крепко спал.
— Отвечаешь головой, Леша, понял? — Качанов забросил за спину вещмешок, собираясь отправиться в обратный путь. Офицеры стояли на поверхности, медленно клонящееся к горизонту солнце отбрасывало длинные тени.
— Да кто он хоть такой, Серега, а?
— Кто? — Старший лейтенант на миг задумался. — Как тебе сказать... вот скажи, ты готов за Иосифа Виссарионовича жизнь отдать? Вижу, готов, молодец. Вот и сделай так, чтобы эти двое суток о товарище Крамарчуке никто не узнал. Никто, кроме меня, генерал-майора Захарова и товарища Сталина или товарища Берии, разумеется. А вот как ты это сделаешь, тебе решать. Тул, Леша, такая ситуация, что даже твой старый знакомый товарищ Мехлис с ходу не разберется. Я понятно объяснил?
— Ну... не совсем.
— Хорошо, объясню иначе. Ты американский эсминец на дно положил? Положил. И товарищ Захаров, к слову, очень тебя за это дело хвалил. Но ведь мы с ними не воюем, верно? Так вот, чтобы тебя и дальше хвалили, а не обвиняли в том, что ты неверно распознал ситуацию и поддался на провокацию, сыграв на руку классовому врагу, и нужно, чтобы о товарище подполковнике до послезавтра ни одна живая душа не прознала.
— Д...да. Послушай, а...
— Никаких «а», товарищ красный командир! И ты и я сейчас очень от него зависим. Тоже понятно? Вот давай. Придет срок, объясню, обещаю, а пока рано. Да и времени нет, — по-дружески хлопнув окончательно обалдевшего лейтенанта по плечу, особист побежал в сторону военного городка. Ивакин несколько мгновений смотрел ему вслед, затем коротко выругался и в смятении чувств затопал вниз по бетонным ступеням.
Глава 7
Москва, площадь Дзержинского, 8 июля 1940 года
— Это все, товарищ Берия. И поверьте, если бы я не считал случившееся, простите за столь высокопарные слова, катастрофически важным как для будущего нашей страны, так и лично для вас с товарищем Сталиным, я никогда бы не решился...
— Бросьте, товарищ Захаров, — народный комиссар с трудом скрывал буквально распирающие его чувства. — Не нужно больше ничего говорить. Если то, о чем вы рассказали, соответствует истине хотя бы на треть... вы сами хоть представляете, что тогда будет?
— Представляю, товарищ нарком, — усилием воли заставив себя взглянуть в невидимые за бликующими стеклами пенсне глаза Берии, твердо ответил генерал-майор. — Мы сумеем переломить ход истории и спасти нашу страну, избежав множества чудовищных ошибок .
Лаврентий Павлович криво усмехнулся, но в ответ ничего не сказал. Помолчав несколько секунд, он взмахнул рукой:
— Да присядьте вы, генерал, не стойте столбом, от этого ни мне, ни вам ясности не прибавится.
Захаров мельком отметил, что кавказский акцент в голосе всемогущего главы НКВД стал куда ощутимее, нежели в начале их разговора: Берия уже не скрывал волнения.
— Думаю, товарищ Захаров, вы прекрасно понимаете мои чувства. Как и то, что озвученные вами факты требуют всесторонней проверки. С другой стороны, открою секрет, у меня уже есть сведения о произошедшем, вот только они не слишком похожи на ваш... э-э вариант. — Берия помолчал. — Знаете, генерал, я еще ни разу не был в вашем городе. Как думаете, стоит побывать?
— Стоит, — с трудом сдерживая торжество — убедил все-таки, убедил! — кивнул начштаба.
— Ладно. У вас ведь еще есть дела в наркомате обороны? Вот пока ими и займитесь. А вечером... — Нарком внутренних дел сделал паузу, словно в последний раз мысленно взвешивая готовую сорваться с языка фразу. — А вечером мы с вами, товарищ генерал-майор. вылетим в Одессу. Вы верно сказали: обстоятельства требуют моего личного присутствия. Пожалуй, я даже не стану отрывать одесских товарищей от дел и предупреждать о своем визите — как считаете, правильно? — Берия испытующе взглянул на Захарова.
— Думаю, правильно, товарищ нарком! — твердо кивнул головой тот. — На месте вам будет куда проще разобраться и с произошедшим, и с его... участниками.
— Возможно, вы меня недопоняли, товарищ Захаров, — неожиданно для собеседника продолжил наркомвнудел. — Я имел в виду, что сообщать кому-нибудь о нашей поездке я категорически не рекомендую. Вообще никому. Ну, разве что, товарищу Сталину, конечно – пошутил он. – Ваш самолет полетит обратно пустым, я распоряжусь. Вы ведь один прилетели? Вот и хорошо, что один... - Берия кивнул, давая понять, что аудиенция закончена. - Идите, Матвей Вечером за вами заедут.
Захаров встал и, кивнув, двинулся к выходу, Негромкий голос наркома остановил его на пороге:
— Генерал, если все это действительно правда.... знай, я своих людей никогда не забываю и не бросаю Просто помни об этом.
Расположение береговой батареи БС-412, 8 июля 1940 года
Проснувшись, Крамарчук несколько секунд не мог понять, где он находится. Вокруг стояла абсолютная темнота и тишина, прерываемая лишь негромким равномерным гудением. Пошевелившись, подполковник услышал под собой негромкий металлический скрип, неожиданно и сразу припомнив все события вчерашнего, закончившегося этим подземным кубриком дня. Или еще сегодняшнего? Юрий на ощупь включил показавшуюся неестественно яркой подсветку циферблата, глянул на часы — почти пять утра. Значит, все-таки уже завтра, то есть восемнадцатое.
Вовремя вспомнив о наличии у кровати второго яруса — не хватало только ещё раз головой удариться, — подполковник осторожно сел на скрипнувшей койке. Так, гудит, надо полагать, вентиляция, свет же отключен по причине ночного времени и прочего отбоя. И что делать? Ждать до побудки в темноте? Не хочется, сон уже прошел, а это часа полтора. Пойти искать тот самый рубильник? Так чревато в такой-то темнотище — был бы фонарик или хоть какая-нибудь зажигалка... тьфу, ну и идиот, есть же спички! Спички обнаружились там, где он их вчера и оставил вместе с папиросами, — на тумбочке. А заодно рука наткнулась и на нечто незнакомое, чего раньше там определенно не было. Заинтересованный, он запалил спичку, поднял повыше. На тумбочке стояла алюминиевая солдатская миска с кашей и кружка с чаем, давным-давно остывшим и уже успевшим подернуться темной пленочкой.
