2. С 1 февраля 1941 года переименовать Рабочекрестьянскую красную армию (РККА) в Советскую армию (СА). Переименовать Рабоче-крестьянский красный флот (РККФ) в Военно-морской флот (ВМФ).
3. В целях установления полного единоначалия и повышения эффективности командования и управления войсковыми соединениями с 1 февраля 1941 года упразднить институт военных комиссаров в Советской армии и флоте. Освободить от занимаемых должностей комиссаров частей, соединений, штабов, военно-учебных заведений, центральных и главных управлений НКО и других учреждений СА, а также политруков подразделений и назначить их заместителями соответствующих командиров (начальников) по политической части.
Командирам соединений и военным советам армий решительно выдвигать подготовленных и грамотных в военном отношении политработников на командные должности, особенно в звене — командир роты, командир батальона.
В случае неповиновения или открытого недовольства понижаемыми на ступень комиссарами и политруками, немедленно передавать их для разбирательства в особе отделы воинских частей. Решительно пресекать любые разговоры о «возврате старых времен», проводя среди личного состава соответствующую разъяснительную работу. [...]
4. Ввести определение «офицер» вместо «красный командир» для всего командного состава армии и флота. Упразднить звания «красноармеец» и «краснофлотец» с заменой их званиями «рядовой» и «матрос» соответственно. [...]
Председатель НКО СССР И.В. Сталин
Берию подполковник увидел лишь в начале февраля. На сей раз его совершенно официально вызвали к нему в кабинет. Судя по выражению лица, Лаврентий Павлович был настроен благодушно.
— Проходи, Юрий, присаживайся. Рад видеть. И поздравляю.
— С чем, товарищ Берия? — немедленно напрягся тот, в душе уже догадываясь, о чем поведет речь нарком.
— С чем, спрашиваешь? Да вот хотя бы с Новым годом и с тем, что ты окончательно стал частью нашего времени, нашего народа и нашей армии. Ну, и со скорой свадьбой, разумеется.
— Вы уже... знаете? — слегка опешил Крамарчук.
— Подполковник, — вздохнул Берия, бессмысленно переложив какие-то бумаги на столе, — ты ж у нас идеалист, так что давай сразу с одним вопросом определимся, хорошо? Да, перед Верой была поставлена задача приглядывать за тобой. Не с Михаилом же все время под ручку по городу гулять? Да, я надеялся, что между вами что-то, — нарком замялся, подбирая выражение, — гм, возникнет. Но в постель я ее не укладывал, поверь. Хочешь, слово дам?
Крамарчук ошарашенно помотал головой: он еще не настолько сошел с ума, чтобы требовать слово с самого наркома внутренних дел.
— Вот и хорошо, — удовлетворенно кивнул Лаврентий Павлович. — Влюбилась девочка — вот и здорово, совет вам, как говорится, да любовь. Да и ты, как я догадываюсь, к ней неровно дышишь. Ведь так?
— Так, товарищ народный комиссар, — опустив голову, признался Юрий. — Но откуда?
— Оттуда, — хмыкнул тот. — Ты, Юрий Анатольевич, совсем, что ли, дурак? Не понимаешь, где девчонка служит? Раз в неделю она обязана писать рапорт обо всех произошедших событиях, а уж о собственной беременности-то... Короче, поздравляю я тебя, подполковник. Совершенно искренне поздравляю. И от имени товарища Сталина вручаю подарок, — наркомвнудел выложил на стол небольшой бумажный пакет. — Ты не дуйся, товарищ Крамарчук, лучше в пакет загляни. Обещаю, удивишься.
Все еще не пришедший в себя Крамарчук послушно разорвал опечатанный пакет. На поверхность стола выпала пара таких знакомых по годам службы в СА погон с подполковничьими звездами, бордовая книжечка Удостоверения личности и непривычного вида паспорт с полузабытым гербом СССР на мягкой зеленой обложке.
— Одним словом, Юрий Анатольевич, товариш Сталин тобой доволен, особенно после той штабной игры. А посему отныне ты снова подполковник. Удивляешься') Не надо удивляться. С первого февраля наша армия стала советской, введены погоны и звание «офицер». Ну, и комиссары, само собой, упразднены. В общем, все, как ты описывал, только раньше на год-два Товарищ Сталин решил не тянуть резину.
Крамарчук пораженно вертел в руках новенькие, пока еще не фабричные, а сделанные на заказ погоны. Небольшая латунная эмблема указывала на принадлежность к органам государственной безопасности. Значит, все-таки решили оставить его «при себе». Впрочем, столь ли это и важно?
— Лаврентий Павлович... спасибо.., я и вправду не ожидал...
Берия усмехнулся:
— Да и никто не ожидал. Думаешь, этот Указ все «на ура» приняли? Как же! Пришлось и нам поработать. Были недовольные, Юрий, были, и немало. Мол, к старым временам возвращаемся, скоро друг друга «ваше благородие» да «господа» звать станем. Но товарищ Сталин знает, что делает. Так-то вот...
— А это, — Берия неожиданно выложил перед Крамарчуком небольшую бархатную коробочку, — лично от меня. В звании ты только на днях восстановлен, так что до зарплаты ещё целый месяц, а девчонка-то ждет. Короче, подари ей. От себя, разумеется. Но, смотри, меня на свадьбу пригласить не забудь!
Крамарчук взял в руки коробочку и осторожно открыл. Внутри лежало простенькое золотое колечко с опечатанной свинцовой пломбой магазинной биркой. Цена, впрочем, была тщательно закрашена фиолетовыми чернилами.
— Лаврентий Павлович...
— Ай, брось. — Берия искренне дернул рукой. — Ты у нас пока человек не слишком обеспеченный, зачем же девчонку смущать? Пусть все честь по чести будет. Колечко, там, свадьба, все дела. Жилье мы вам попозже выделим. Ну, все, подполковник, с поздравлениями мы закончили, теперь давай-ка делами займемся....
Германия, Берлин, зима 1941 года
— Прекратите, Вильгельм! — раздраженно бросил Гитлер. — У нас больше нет времени гоняться за призраками. Мы не можем отложить операцию на год, это будет равносильно самоубийству. Если отбросить бред о пришельцах из будущего, остальные добытые вашими людьми сведения весьма настораживают, и мы не должны дать большевикам возможность подготовиться. Священная ответственность перед потомками и судьбой великой Германии требует от нас как можно скорее покончить с этим. Сейчас или никогда, адмирал. Вы ведь были на заседании Оберкомандования и знаете, что большинство генералов полностью согласно с моим мнением. Мы не имеем права дать Советам лишний шанс, пусть даже и столь химерический.
Фюрер замолчал, переводя дух, и продолжил:
— И вот еще что, адмирал. Неужели вы не заметили, что с конца лета вам стало все сложнее добывать новые подтверждения этой безумной идеи о переносе в прошлое? Знаю, вы считаете, что большевики просто ужесточили секретность, но я знаю, что дело совсем не в этом. Вам подбросили грандиозную фальшивку, а теперь, когда их разведка поняла, что мы на это не клюнули. большевики прекратили свою изначально обреченную на провал операцию. Да, к величайшему сожалению, они как-то узнали о нашем плане и сейчас пытаются хоть что-то изменить, но, поверьте мне, все их жалкие усилия пропадут даром. Гудериан и фон Клейст заверили меня, что непобедимая германская военная машина без труда пройдет сквозь их оборону. И я склонен им верить, Вильгельм, им, а не вам!
