Девушка честно рассказала ему о запрете Чебатурина и о том, для чего ей нужно участвовать в операции. Сержант флегматично кивал, порождая в душе невнятные сомнения: неужели тоже побоится взять ее с собой? Но Бобровичус, кивая, выслушал ее до конца и сообщил:
– В девять семнадцать быть возле четвертого ангара, там получишь комплект и шлем. В девять девятнадцать построение, там тебя видеть не должны. В девять двадцать погрузка и старт. Когда меня посадят, на «губу» принесешь сгущенку и соленые галеты, сладкие не надо, я их не люблю. Если пойду под трибунал, родным отпишешь, какой я был герой.
Эта его манера все «разжевывать», произнося слова медленно и совершенно не меняя интонации, обычно вызывала желание залепить звонкую затрещину, чтобы хоть немного разбудить вечно флегматичного парня. В роду Бобровичуса были – чем он премного гордился – финны, литовцы и русские, что накладывало на характер сержанта определенный отпечаток. Впрочем, в боевой обстановке «отпечаток» чудесным образом исчезал, и Андреас получал просто удивительную способность мгновенно принимать решения и действовать сообразно обстановке. Но сегодня Лика готова была простить ему все эти бесконечные «де-е-вя-ять де-евятна-а-адцать – по-остро-о-е-ние». Она, быть может, даже и расцеловала его, фигурально, конечно, выражаясь. Ну, не любила она все эти «телячьи нежности», не любила, и все тут! А еще больше не любила экзальтированных дамочек, которые всех благодарили с помощью поцелуев, по-видимому полагая, что эти самые «все» так и жаждут их лобзаний…
– Я б тебя поцеловала, Андреас, – с улыбкой произнесла она вместо всего этого, – да только вот образина твоя вечно небритая. А ты не боишься?
Десантник флегматично пожал плечами: дескать, чего мне бояться? Вот уж действительно глупый вопрос – чего Андреасу бояться? Нагоняя, что он получит после окончания операции? Так ведь сказал уже: на «губу» – сгущ и галеты. Понизят в звании? Станет не старшим сержантом, а младшим? Велика потеря, в следующем же выбросе вернут лычку назад, никуда не денутся. Ну, а если не вернется, если погибнет в бою? Тут и вовсе ясно, победителей и павших, как известно, не судят. Все это настолько явно отобразилось на меланхоличной физиономии десантника, что Лика не выдержала и рассмеялась…
Рассмеялась она и сейчас, глядя на спящего сержанта. Насколько бы ни были опытными ребята, перед операцией все равно мандражируют. Ну, а как не мандражировать, когда летишь в практически беззащитном челноке (пассивная защита, все эти антирадарные покрытия из холодной плазмы, отстреливаемые ловушки и фантомные цели, не в счет), и от тебя вообще ничего не зависит: собьют – значит собьют. Правда, есть еще атмосферные истребители прикрытия, это уже куда серьезнее, чем вся прочая защита, вместе взятая, но риск все равно большой. А этот дрыхнет! Как ни в чем не бывало! Самым наглым образом! Во нервы у человека, только и остается, что позавидовать…
Над выходной рампой загорелась зеленая «разрешающая» панель. Судя по передаваемой на корпус вибрации, до приземления оставались считаные секунды: тормозные двигатели работали вовсю, гася неслабую инерцию многотонной машины. Андреас, как по часам, проснулся, деловито опустил вниз щиток своего командирского шлема, протянул руку к штурмовой винтовке, удерживаемой специальными захватами в основании ложемента… и замер, будто что-то почувствовав. «Барс», словно оправдывая свое название, по-кошачьи мягко коснулся почвы, просев на амортизаторах посадочных стоек, в боевом режиме ухнула вниз десантная аппарель, и в этот момент в них попали. Бот вздрогнул, как будто и не стоял на твердой почве, а продолжал спуск, и накренился. Ремни и полужесткие фиксаторы сработавшей привязной системы резко рванули тело девушки назад, вжимая в спинку кресла. Ощутимо ударило по ушам, проем десантного люка окрасился в огненно-рыжие тона, и внутрь отсека ворвалась волна горячего, остро пахнущего какой-то химией воздуха. Но, прежде чем девушка успела по-настоящему испугаться, подстегнутые командой Бобровичуса десантники слаженно рванули наружу, и она поняла, что ничего такого уж страшного не произошло. Ну, попали и попали – разве это повод не выполнять боевое задание? Главное, чтобы Сергей свет Геннадиевич об этом моменте не прознал, а то ведь, пожалуй, будет перед каждой операцией ее под домашний (то есть каютный) арест сажать! Так, теперь бы еще только от кресла нормально отстегнуться, вот будет позор, если она запутается…
Как и было уговорено с Андреасом, Бачинина шла в последней паре, вместе с ефрейтором Колей, которому сержант ее «поручил». Впрочем, она и не спорила. При всем своем стремлении вести репортаж непременно с линии огня и лезть туда, куда, мягко говоря, лезть не следовало, Лика прекрасно понимала, что одного желания мало. Поскольку знала, что в бою первым гибнет наименее подготовленный.
К тому времени, когда они с ефрейтором протопали десантными башмаками по ребристой поверхности аппарели, остальные боевые пары уже рассыпались, спеша убраться подальше от бота. По идее, теперь модуль должен был немедленно сняться с места и уйти, но это «по идее». Оглянувшись, девушка поняла, что в ближайшее время челноку ничего подобного не светит: взрыв попавшего в них боеприпаса почти начисто снес пилотскую кабину. Пожалеть погибших пилотов она не успела – ефрейтор грубо подхватил ее под руку и рванул в сторону, расчетливым толчком приземлив за россыпью каких-то камней. Со всех сторон грохотало, звенящий от множества взрывов и выстрелов воздух пах гарью и озоном: в ход шло плазменное или лучевое оружие. Высадились они на окраине какого-то небольшого городка – пока бежали, девушка успела разглядеть в полукилометре разрушенные, горящие здания: перед высадкой десанта здесь прошлись штурмовики, в задачу которых входило уничтожение опоясывающих город укреплений. Вот только сработали они как-то слабо, укрывшийся в руинах противник оказывал серьезное сопротивление. Лика видела чадные костры на месте нескольких сбитых модулей, видела, как падали и уже не вставали парни из высадившихся раньше них отделений; видела, как расцвечивается вспышками выстрелов каждая груда камней. Спохватившись, Лика вытащила и включила камеру. Конечно, по возвращении можно будет скопировать записи с встроенных в шлемы десантников видеорегистраторов, однако подобное претило ее самолюбию. Одно дело заснять бой самой, другое – воспользоваться чужим материалом. Тем более, она хорошо представляла, какую «картинку» можно при этом получить: вряд ли найдется хоть один боец, помнящий во время боя о камере, а скачущие неистовым галопом кадры «земля – небо – бегущие товарищи – снова земля» ее не слишком-то удовлетворяли.
– Не высовывайся! – одернул ее ефрейтор, властно прижимая к земле. – Тут у нас немножечко так война идет!
Оскорбиться Лика не успела – где-то впереди от их импровизированного бруствера сверкнуло и грохнуло, сверху щедро сыпануло землей, по шлему весело затарахтели мелкие камушки. Прочистив запорошенные глаза, девушка наткнулась взглядом на белозубую ухмылку:
– Не бойтесь, Лика Батьковна, это они так, промахнулись!
– Промахнулись? – Ничего более умного в голову не пришло.
– Ну, конечно, – совершенно искренне удивился Коля, – если б попали, мы бы с вами не разговаривали. Это пристрелка. А вот теперь погнали!
