Девушка с трудом слезла с нар. На нее смотрели с интересом – надо же, какая любопытная новенькая! Не так давно с допроса притащили – голова болталась, а вот чуть оклемалась и отправилась «владения» осматривать. Лика замечала направленные на нее осторожные взгляды, но, как только поворачивала голову, наблюдатели немедленно отворачивались. Как все-таки меняет людей лишение свободы! Планета захвачена совсем недавно, войска Корпорации тут впервые, а местные так напуганы и подавлены, будто оккупация продолжается уже многие месяцы. Хотя, может быть, дело как раз в том, что раньше эти люди знали о войне только понаслышке? Кстати говоря, где это видано, селить в один барак мужчин и женщин? Вон старик почти совсем из ума выжил, штаны снял и ковыряется в своем хозяйстве – то ли вшей ищет, то ли попросту забыл, зачем оно нужно. А на нарах напротив, между прочим, двое детишек лет пяти, мальчик и девочка. Сейчас-то мамаша собой их загородила, а сможет ли уберечь от подобного зрелища в следующий раз? Хотя старик этот в принципе безвреден: и похуже, гм, элементы встречаются. Лика неожиданно споткнулась и едва устояла на ногах, хотя избитое тело и отозвалось на этот рывок коротким приступом боли. Мельком взглянув на напряженные лица вокруг, девушка вдруг поняла: а ведь они хотели, чтобы она упала! Зачем? Кто ж его знает, возможно, чтобы малодушно порадоваться, что кому-то еще хуже… Ну и фиг с ними! Зашипев сквозь зубы, Лика вернулась обратно и села на свои нары, подтянув колени к подбородку.
Дверь в барак распахнулась, и вошли трое. Первый – толстый, в мешковатой форме, перетянутый ремнем – он и напоминал мешок. Следом подтянутый невысокий офицер, явно кадровый. Ну и, как водится, некто штатский – или по крайней мере одетый как штатский – в серый свободный плащ и широкополую шляпу.
– Вон она, господин полковник! – сказал толстый, указав пальцем на Лику. Офицер оглянулся на штатского и, дождавшись утвердительного кивка, что-то негромко сказал толстому. «Мешковатый» торопливо подошел к нарам.
– А ну-ка, собирайся давай! – велел он. Лике неожиданно стало смешно: а вот не соберется она, что тогда? Бить будет? Так ее уж били. Да и не посмеет это свиное рыло бить ее при начальстве. Впрочем, и само начальство явно против будет. Нет, им от нее что-то совсем иное нужно.
Поэтому она осталась сидеть, как сидела, усмехаясь прямо в заплывшее жиром лицо.
– Встать! – сорвался на визг толстый.
Эх, с каким удовольствием она засветила бы ему сейчас промеж глаз! Расстреляют ее? Зато бить больше не будут.
– Прошу вас пройти с нами, – по-русски произнес быстро подошедший офицер. Сказано было с заметным акцентом, но практически не коверкая слова. Лика кивнула и, сцепив зубы, одним движением спрыгнула с нар. Не слезла, а именно «спрыгнула» – незачем этим сукам знать, что на самом деле ей больно.
В комнате, куда ее привели, было достаточно тепло, и девушка, успевшая озябнуть, пока они шли от барака к комендантскому корпусу, согрелась. Офицер расположился за столом, штатский присел на диванчик в углу.
«Перекрестный допрос», – поняла Лика. Интересно, о чем ее еще можно допрашивать? Об организации пресс-службы Флота? О буднях фронтового репортера? Или об отношениях с Чебату… так, а ну-ка стоп, дорогуша! Вот об этом им действительно знать не нужно ни в коем случае!..
Ей предложили присесть, и она села на стул, забросив ногу на ногу. В комнате повисло молчание. Лика, прищурившись, рассматривала офицера. На нее напало какое-то странное оцепенение, словно все происходящее на самом деле происходило не с ней, и вовсе не она сейчас сидела напротив офицера вражеской армии, и не ее собирались допрашивать. И, главное, не ее вчера били так, что сейчас трудно глубоко вздохнуть. Странное такое ощущение… и неприятное.
Офицер был молод, примерно ее возраста, может, на пару-тройку лет старше. Надо же, в таком возрасте, и уже полковник! Интересно, за какие заслуги? Хотя, может, и было за какие: ребята из Корпорации, надо признать, воевать неслабо умеют, да и армия у них серьезная, и вооружение нашему под стать. Но какое все же интересное лицо. Худощавое, резкое, а на нем – неожиданно синие, детские глаза. Нет, не чертами, а общим выражением лица вражеский офицер неожиданно напомнил Лике Чебатурина. Стоп, вот снова она! Воспоминание вернуло ее в действительность, в ноющее от боли тело. Захотелось есть, еще больше – пить.
– Послушайте, – вдруг обратился к ней оказавшийся за спиной штатский. И когда только успел? Да так бесшумно! Э, дядя, да никакой ты не штатский. Маскируйся не маскируйся – ежу понятно, из какой ты организации. – Вы… можете нам помочь? Мы очень рассчитываем на вашу разумность.
Надо же, сволочь, и ведь почти без акцента говорит!
Лика пожала плечами. Ей неожиданно вспомнилась сестренка Лидка. Вот та бы, например, уже точно плюнула, цвиркнула через губу, как она умела. Не надо даже в морду целиться, достаточно просто на пол или одежду. Но разбитые вчера губы болели, и девушка от плевка благоразумно воздержалась. Еще себя оплюет, то-то радости гадам будет!
– Возможно, вы нас не так поняли. Мы не потребуем ничего такого, что противоречило бы вашим морально-этическим нормам или нарушало Конвенцию о военнопленных, – быстро вмешался в разговор офицер.
Да ведь он понял, что Лика собиралась сделать! Понял – и спасает ее. Спасает от того, что могло бы случиться, плюнь она штатскому под ноги. Спасает? Зачем?!
– Хорошо… я… слушаю. – Лика слегка наклонила голову (так меньше болела шея).
– Нам нужна переводчица. Вы ведь говорите на интерславии, верно? Необходимо кое-что перевести, просто перевести – и все. Вы русская по национальности, кроме того, профессиональный журналист…
– Но ведь интерславия похожа на русский? – Лика и на самом деле была искренне удивлена. – Неужели вы сами не можете…
– Специалист вашего уровня прекрасно знает, что есть некоторые языковые нюансы, – опять вмешался штатский. Ох, до чего же противная рожа! Нет, черты лица правильные и, возможно – если их рассматривать по отдельности, – даже красивые. Но в целом лицо какое-то застывшее, как у интерактивного манекена. Когда молчит, неприятен, когда разговаривает – вовсе стошнить может. Лика вспомнила, как, будучи совсем маленькой, испугалась такого манекена в торговом центре, куда мама повела малышку выбирать подарок ко дню рождения. Видимо, хозяин магазина считал, что детишкам будет интересно пообщаться с большой говорящей куклой, но у всех детей манекен вызывал почему-то только одну реакцию: слезы. И Лику тогда мама тоже в истерике увела из магазина без подарка, поскольку она наотрез отказалась что-то там выбирать. Вот и этот, в штатском, – вроде и рот раскрывается, и мимика присутствует, но она, эта мимика, с человеческой ничего общего не имеет. Наркоман? Лика видела наркоманов – один раз, еще будучи студенткой, ходила в наркологическую клинику, писала репортаж о работающих там врачах. У пациентов, даже когда они вели себя абсолютно адекватно и толково отвечали на вопросы, мимика была словно замороженная слегка. Ну и взгляд – пустой взгляд человека, для которого ничего не существует вокруг… или который уже сам не существует в этом самом «вокруг». Лика так увлеклась своими размышлениями, что частично прослушала, что говорил «манекен», уловив лишь окончание сказанной офицером фразы:
