— Тридцать расписок за две недели!
Копыто шмыгнул носом.
— У тебя что, денег не было?
— Деньги я тоже приносил.
— А почему расписки не оплачивал?
— Кто же долги возвращать станет, пока наливают? — удивился уйбуй. — Что я, больной, что ли?
— А какой ты? — осведомился Расций, повторяя операцию с надушенным платочком.
Копыто подвигал плечами и сообщил:
— Связанный.
И в этом была правда.
Нанятые Расцием Гниличи вытащили уйбуя из-под стола, обыскали, отобрали оружие, связали и поставили к стенке, как раз напротив главной кучи мусора Южного Форта, аккурат под великофюрерским портретом. Сами теперь толкались позади Расция, многозначительно потряхивая дробовиками.
Что настораживало.
Вообще-то в Южном Форте предпочитали вешать, а не расстреливать, однако сейчас готовилась не государственная экзекуция, а частная, можно даже сказать — коммерческая, что допускало отступление от общепринятых правил.
— Ты знаешь, сколько должен?
Копыто посопел, после чего осторожно осведомился:
— Много?
— Кучу, — подтвердил Расций.
— У него еще машина есть, — услужливо сообщил кто-то из Гниличей. — Вон стоит, квадратная.
Конец покосился на заляпанный грязью «Мерседес», подумал и приказал:
— Ключи!
Гниличи, которые уже мысленно унаследовали машину неудачливого уйбуя, приуныли. Длинноязыкий боец получил несколько злых тычков в зубы, потом по лежащему телу прошлись ногами, потом… но и затягивать с выполнением приказа Гниличи не стали, беспрекословно отдали связку ключей. Управляющий «Средством от перхоти» считался в Южном Форте фигурой почти божественной, практически равной по положению великому фюреру, ведь именно от Расция зависел идущий к дикарям поток виски.
— Машину я конфискую, — решительно заявил конец.
— Совсем?! — ахнул Копыто, напрочь позабыв о том, что стоит у стенки.
— Пока не расплатишься.
— А если не расплачусь?
— Тогда совсем. И… — Расций почесал лысый затылок. — Не появляйся в Форте, пока денег не принесешь! Гоните его!
И Гниличи, немного разочарованные тем, что им не разрешили пристрелить Копыто, послушно вытолкали уйбуя за ворота.
— Песец, мля, пушной и страшный, — вздохнул Контейнер, потирая наливающийся на скуле синяк.
— Это, в натуре, кризис, — философски отозвался Копыто, разминая освобожденные от веревок члены.
Выгнанные дикари пристроились отдохнуть на скамье автобусной остановки, примерно в полумиле от Форта, и теперь, вдоволь обругав ублюдков Гниличей, приступали к самому печальному этапу разговора: обсуждению дальнейших действий.
— Значит, у нас постоянно кризис, — заметил боец.
— Постоянно у нас есть у кого деньжат перехватить, а теперя нету. — Уйбуй принялся ощупывать карманы в поисках чего-нибудь не замеченного Гниличами. — Вот и получился кризис ликвидности. Как это происходит у челов, мля.
— Вот я и говорю: постоянно, — уныло подытожил Контейнер.
Сразу после триумфального возвращения Кувалды в великофюрерское кресло вышедший из тюрьмы Копыто стал героем и знаменитостью. Все хотели с ним дружить, чтобы не повесил, все давали деньги или наливали. Опять же — транш от благодарного великого фюрера. Десятка уйбуя каталась как сыр в масле. Однако вскоре все закончилось: головы дикарей не были приспособлены к длительному хранению информации, и повседневные дела вытеснили из них воспоминания о героизме Копыто. А хуже всего было то, что задолжал уйбуй не только «Средству от перхоти».
— Я же говорил: бери деньги так, а ты: взаймы, взаймы, — с укором произнес Контейнер.
— Когда давали так, я брал так, потому что не дурак, — неожиданно срифмовал Копыто. — А потом они перестали давать так, и я стал взаймы. Типа, кредит.
Уйбуй и сам понимал, что увлекся, что Расций — лишь первая «ласточка»: корявых расписок выдано столько, что можно летопись сочинить. «Деяния десятки Копыто в единицах выпитого». Вот-вот опомнятся остальные кредиторы, если уже не опомнились, узрев конфискованный «Мерседес», и начнется украшенная пушными песецами веселая жизнь.
— Слушай, Копыто, они тебя убивать станут?
— Кто?
— Кому ты денег должен.
— Они, мля, сначала между собой передерутся, кто меня станет первым мочить, — предсказал уйбуй. — А мы, как только узнаем, что у них драка, в Форт возвращаться не будем.
— Да нас и не пускают.
— Почему?
Дикари развернулись на голос и одновременно выдохнули:
— Иголка!
— Ага, — подтвердил боец. — Я.
— А мы за тебя уже выпили, — сообщил Контейнер.
— Думали, погиб ты, боец, как смертью храбрых!
— Беззаветно.
— А он тута, мля…
— Жрать есть? — Иголка икнул.
— Жрать у нас нету, — не стал скрывать Копыто. — А еще оружия нету, мля, и машины тоже. И в Форт не пускают.
— Почему?
— Потому что у нас девальвация, — загадочно объяснил Контейнер.
— У-у… — Иголка опустил плечи. — Значит, жрать нету? А то я того… как расстались, ваще не жрамши.
— Кроме аппетита, нужно еще и деньги иметь, — наставительно сообщил Копыто.
— У меня есть чутка.
— Тогда почему пожрать не купил?
— Некогда было, — махнул рукой Иголка, который надеялся встретить приятелей в «Средстве от перхоти» и, соответственно, закусить на халяву.
— На, — произнес Контейнер, щедро протягивая обнаруженную в кармане шоколадку.
Иголка торопливо вскрыл подарок и вцепился в сладкое.
— Вы трезвые, что ли? Почему девальвация?
— Копыто никто в долг не верит.
— Кризис ликвидности и ваще.
— То есть я тебя, козла, опять спасу, получается?
— Как ты меня назвал?
— Что значит — спасу? — Поскольку оскорбили не его, Контейнер был более внимателен к деталям.
— Я тута…
— Да, скотина, скажи, где шлялся все это время, — нехорошо улыбнулся Копыто, припомнив обстоятельства расставания. — Небось с Гниличами снюхивался, на предмет сковырнуть наше любимое великофюрерское высокопревосходительство с помощью ничьих големов?
