Несколько секунд в узком коридоре царило оживление: капитан с девушкой и Михалычем протискивались, шурша рюкзаками по осыпающимся стенам, к нам, остальные вжимались в холодный ракушечник узкого коридора, пропуская: место для экстренного «военного совета» полковник выбрал, честно говоря, не самое удачное.
Пока я по просьбе контрразведчика обрисовывал ситуацию, потихоньку сгорая от зависти к курящим спецназовцам, усевшимся под стеной в десятке метров от нас, все молчали. Когда я окончил, впрочем, тоже – что дало мне вполне законное право успеть закурить долгожданную сигарету. Смерив меня уничижающим взглядом, полковник резюмировал:
– Короче, диспозиция такова: Михалыч, бери кого потолковее и в авангард. Метров на полсотни вперед. Если шумнете – сгною. Лично. Патроны отобрать?
– Обижаешь, Петрович, – майор криво усмехнулся, – справимся. Даже по теплообменнику стрелять не станем, так уж и быть, – к месту вспомнив старый фантастический фильм, схохмил он. И тут до него наконец дошло. – То есть?
– То есть не дергаться, даже когда по вам со всех стволов лупить начнут, ясно? Благо не впервой – были у тебя, помнится, в прошлом прецеденты. Если что – валитесь на пол и прикидывайтесь ветошью. Без стрельбы… до моего приказа. Метров за сто до места все тушим фонари и останавливаемся, а ты сгоняешь на разведку. – Полковник несколько секунд молчал, с искренним интересом разглядывая тлеющую в моей руке сигарету. – Михалыч, если вдруг что – меня заменит Клаус или наш гость. – Контрразведчик мотнул головой в мою сторону. – Это приказ, ясно? Извини, что немножко через твою голову и прочие погоны, но так надо, понятно? Все, погнали, мужики… и дама. Время, кажись, жмет…
Ну, мы и «погнали». То есть пошли. То есть побрели, смиренно, аки монахи, пригнув головы и ориентируясь на оставленные Векторовым маркеры, благодаря которым никакой возможности сбиться с пути, к счастью, не было.
Только, к счастью ли?..
«…– Командир, – передаваемый гарнитурой (автономная боевая связь, как ни странно, работала даже здесь, под землей) голос Короткова едва заметно напрягся, – есть! Гости вышли на финишную прямую. Еще метров сто пятьдесят, два поворота – и вход в наш коридор. Сигнал четкий, их семеро. Приказ?
– Прежний, – отрезал Баков, перебрасывая под руку штурмвинтовку и жестом отправляя Гвоздя в противоположную от лаза сторону. – Фонари погасить.
Конечно, никаких шансов на то, что «гости» прослушивают их переговоры, еще и автоматически криптуемые при передаче, не было, но кто его там знает? Сержант не был особенно силен в истории, но помнил, что в конце двадцатого – начале двадцать первого века на Земле творилось сущее безобразие. Локальные войны, этнические и религиозные конфликты, битвы мировоззрений и установление нового мирового порядка (к счастью, так и не установленного)… Да, как бы оно ни было, рисковать не стоило…»
14
Как ни странно, обнаружение бренных останков погибших спецназовцев, среди которых, как и ожидалось, не было капитана Векторова, меня ничем особенно не потрясло. За время короткой врачебной карьеры я, увы, не раз и не два успел повидать смерть: не ту, привычную и почти нестрашную, что лежит на цинковых столах в университетских анатомических залах, а реальную, когда внезапно «потяжелевший» больной умирает прямо на твоих руках, не дождавшись прихода реанимационной бригады.
Конечно, весь окружающий антураж – сырые стены, подсознательное ощущение многометровой толщи над головой, прыгающий, неверный свет фонарей и немалое количество пролившейся на пол крови – отнюдь не добавлял желания наслаждаться картиной, но и не настолько, чтобы сходить с ума или впадать в истерики.
Вот только от жутковатого железистого запаха деться никуда было нельзя: он против воли лез в ноздри, напоминая о бренности бытия и близости смерти. Кто знает, о чем речь, тот поймет…
Марину, ясное дело, провели вдоль стеночки, заставив внимательно следить за состоянием потолка на предмет обвалоопасности. Девушка, впрочем, не спорила. Мы же с полковником чуть подзадержались: контрразведчика интересовало, так ли я все это себе представлял. Мол, текст текстом, угадывания угадываниями, но насколько все соответствует?..
Пришлось, мысленно обозвав полковника маньяком, внимательно оглядеть малоприятную картину, уверив Анатолия Петровича, что все, к сожалению, именно так, как я себе и мыслил.
Успевший отпрыгнуть в сторону Полицай лежит ничком, налобный фонарь уже погас, израсходовав за неполные сутки заряд аккумулятора. Прапорщик Силков, напротив, упал на спину, широко, от стены до стены, разбросав руки и уставившись в низкий потолок единственным уцелевшим глазом. Вместо второй половины лица – жуткое месиво из раздробленной ткани, почерневшей крови и обломков разбитого пулей фонаря. Третий погибший «крот», спецназовец со странной кличкой Вакса, полусидит, свесив голову на грудь, под самой стеной. Рукоять застрявшего между ребрами десантного ножа уже успела побелеть от осыпавшейся со стен и потолка мелкой известковой пыли…
Под конец жуткого осмотра я подхватил с пола чей-то отлетевший под стену «Бизон» (марку пистолета-пулемета я все-таки угадал) и закинул оружие за плечо, искоса взглянув на нашего командора. Полковник поморщился, но спорить не стал. Видать, счел меня тем самым хрестоматийным дитем, которое, «Чем бы ни тешилось, лишь бы пользу государству Расейскому приносило». Единственное, что он сделал, – протянув руку, перещелкнул предохранитель под самую крышку ствольной коробки, мимоходом показав мне кулак:
– Захотел-таки дурью помаяться – хрен с тобой, тащи железяку. Но тогда уж и правила обращения с оружием соблюдай! Хоть бы проверил сначала, что берешь! Да ладно, не напрягай мимические мышцы, говорю же: я не против. Только, чур, без приказа даже с предохранителя не снимать, ясно? Смотри, – он коснулся небольшого цилиндрика, закрепленного справа на цевье, – это лазерный целеуказатель, вот тут кнопка есть. С остальным, как я понимаю, разберешься.
Автомат, хоть и оказался тяжелее, чем я ожидал, неожиданно придал мне уверенности: знаете, есть такое чувство, ощущать себя равным? Вооруженным? Вот и я стал ощущать себя полноправным членом отряда, способным не только предугадать будущее, но и выпустить в затаившегося в зловещей тьме врага порцию доброго свинца. На этой мысли мне вдруг стало стыдно. Настолько, что захотелось даже потихоньку избавиться от автомата. Блин, ну что за чушь в голову лезет?! Чем я вообще занимаюсь?! Зачем-то нашел себе игрушку, думаю какими-то затасканными литературными штампами: «зловещая тьма», «порция доброго свинца»?! Позор, господин писатель, одно слово – позор, дописались!..
Некоторое время я шел молча, раздраженно кусая губы и втайне презирая себя за несусветную тупость. Ведь прав Петрович, трижды и четырежды прав: ну на кой ляд мне нужен автомат?! Выкинуть теперь, конечно, глупо, а выгляжу я с ним, как тот пацан с деревянным «ружжом» позади отряда настоящих солдат. Тем более и стрелять-то мне довелось аж четыре раза в жизни: дважды в тире у «дяди Фархата», разок на сборах по НВП в десятом классе и еще один – на «военке» перед выпуском из универа. Все. Так что толку от меня, случись что в этом узком коридоре, будет куда меньше, нежели вреда…
