Сквозняк зябким выдохом мазнул отца Алексея по лицу.
— Что?! Какого человека? Ты решил столкнуть человека под машину?!
— Не важно, какого. Главное — время и место. Иначе никак. Идем.
Священник не двинулся с места. Поняв, что спутник отстал, Сергей оглянулся.
— Что за напряги?
— Так поступать нельзя, я не стану в подобном участвовать. И тебе не позволю. Жертв не будет.
— Это не жертва, а событие, которое изменит мир. Без него не обойтись, и от меня тут ничего не зависит.
— Жертв не будет, — твердо повторил монах.
— Отморозок какой-нибудь умрет за малышку — тебе жалко?
— Я не буду платить за одну душу другой.
— Не будешь? — Геомант склонил голову к плечу, улыбнулся вдруг — широко, светло. — Не будешь? Ты обещал, Алексей. Матери той крохи обещал, помнишь? А люди, которые всю ночь делали, что ты просил? Жертв не будет? Девочка умрет! Этого хочешь?!
— Найди другой способ!
— Может, он и есть, другой способ, но я-то недоучка… Что я сделаю, если не вижу, не слышу, не чувствую другого?
Монах молчал.
— Я пойду, — тихо проговорил Сергей, нарушая тяжелое молчание. — Сделаю, что нужно. Если не пойдешь ты, умрут двое. Умрут ни за что. Решай.
* * *
Ленинградский проспект, Москва,
24 сентября, четверг, 5.41
Ночь определенно удалась, с удовлетворением думал Бога, сворачивая на проспект. Новое шоу в «Ящеррице» и мертвого не оставило бы равнодушным. А уж в компании феи Ярмилы…
Жаль только, что уехать от веселой, но замужней феи пришлось слишком рано.
Башенки Цитадели показались над крышами соседних домов, когда коммуникатор нава подал сигнал.
— Я уже подъезжаю, — ответил он в трубку, услышав голос Доминги. — Через пару минут буду.
— Не торопись, — аналитик зевнул. — Мы засекли у метро отца Алексея. Просканировали окрестности — он один. Комиссар велел вежливо выяснить, что ему тут надо. Если в Цитадель — проводить. Он возле станции на нашей стороне проспекта.
— Вижу, — Бога перестроился в правый ряд и притормозил возле троллейбусной остановки. Сидящий на скамейке юноша в темной рясе поглядел на вышедшего из машины нава без особой приязни. — Доброе утро. Ждете кого-то?
Вежливость Боги чел явно не оценил.
— Тебя не касается, что я здесь делаю, — холодно ответил он после паузы. — Уходи, демон.
А ему есть что скрывать, почуял Бога. Оставив магический фон на «ласвегасов» и сканеры, он внимательно огляделся, но вокруг не было ничего примечательного: сонные челы тянулись в метро, машины спешили проскочить по-раннему свободный проспект — через какие-то полчаса здесь уже будет пробка. Площадка перед метро, где стояли нав и монах, была практически пуста, только неподалеку, на краю тротуара, курил какой-то чел — впрочем, достаточно далеко, и табачный дым успевал рассеяться. Ничего особенного в курильщике не наблюдалось.
— Нашел, что искал? — осведомился священник.
Послал же Спящий семейку.
— Здесь сектор Темного Двора. И если Забытая Пустынь…
…Ты помнишь, Меняла. Помнишь февраль вашей встречи, яркое холодное солнце в русых волосах и тепло одеял, которые она принесла. Помнишь ее смех и ее страх, долгий год разлуки и бег через ржавую рощу. Помнишь золотой ободок на тонком пальце и сонную улыбку первого утра. Ты ведь помнишь, Меняла, и до дрожи боишься забыть, потому что забыть — это потерять ее снова…
Ты помнишь, что она никогда, никогда и ни в чем не винила тебя?
— Помню, — прошептал Сергей. — Я все помню, Аленка.
Он знал, что надо сделать пять шагов — не глядя по сторонам, поперек проспекта, поперек мчащегося потока машин, на единственно верное место. Знал, когда надо шагнуть.
Он не знал только, чем заслужил второй шанс.
Пора. Время.
Пять шагов — широких, быстрых.
Визг шин. Удар. Мгновение боли и тишина.
Темнота.
— Послушайте, — терпение Боги было на исходе, — если…
Увидев, как меняется лицо монаха, нав резко обернулся, но опоздал увидеть момент аварии.
Неподвижное тело недавнего курильщика лежало под колесами черного «Шевроле». По ветровому стеклу машины разбегались трещины.
Отчаянно загудели клаксоны. Завизжала какая-то женщина. На проспекте рос затор.
— Господи, помилуй… — потрясенно прошептал монах.
— Так вот, — недовольно продолжил Бога, — когда нас прервали, я как раз говорил, что…
Отец Алексей не слышал. Его трясло; усилием воли молодой монах взял себя в руки.
«Ты обещал, Алексей. У тебя минута».
Коммуникатор нава издал переливчатую трель.
— Бога, что у вас там творится? — голос Ортеги был деловит и сосредоточен.
— Чел какой-то под машину бросился. А священник молчит. — Бога облокотился о капот своей машины, наблюдая, как монах пишет мелом на стене станции — кажется, женское имя.
— Спящий с ним, есть дела важнее. Только что позвонил брат Борнеус, фармацевт из Обители, они с коллегой искали по тюрьмам челов для опытов. Утверждают, что в одной подмосковной колонии наткнулись на действующего геоманта.
— Геоманта?
— Некий Виноградов Сергей Витальевич, отбывает пожизненное. Я тоже удивился, но, может, хобби у него такое, по тюрьмам отдыхать. Отправляемся, надо проверить и забрать чела.
Монах постоял, разглядывая написанное, отвернулся и пошел к группе взволнованных людей посреди проспекта; нав проводил его взглядом.
— Ты там заснул?
— Ортега, — задумчиво протянул Бога, — эрлийцы дали еще какую-то информацию на геоманта? Например, описание внешности?
— Всю, только генетических образцов нет. Зачем тебе?
Бога сосредоточился, припоминая.
— Бледный, темно-русые волосы, глаза светлые, голубые или серые, на правом виске шрам, так?
— Точно! Откуда знаешь?
— Я на него смотрю… смотрел. Ортега, вообще-то можно уже никуда и не ехать.
* * *
Муниципальный жилой дом, Москва, улица 3-я Парковая,
24 сентября, четверг, 6.07
— Мама! Ну, мам!
После ухода отца Алексея и того странного человека, которого привел священник, она долго не могла прийти в себя. Сидела рядом со спящей дочкой, вздрагивая от каждого шума на лестнице. Несколько раз твердо решала закрыть дверь и прекрасно сознавала, что не посмеет это сделать — даже абсурдная надежда была лучше, чем никакой. В конце концов, изведясь, женщина взяла плед, присела на полу в коридоре и задремала, прислонившись к дверному косяку.
