Она предпочла умереть.
От грома аплодисментов дрожали стены.
Вспыхнул свет. Назар и Камита раскланивались: «Танец миражей» собирал в «Ящеррице» полный зал.
— Назар, Камита, браво!
— Как, вы уходите?
— Выпейте с нами!
— Это было потрясающе! Как вам…
Масан кивал в ответ на приветствия, улыбался и неуклонно пробирался к выходу, увлекая за собой моряну.
Вдохнув прохладный осенний воздух Измайловского парка, Камита, опиравшаяся на руку спутника, вздохнула и расслабилась.
— Чуть не сорвалась, — ее губы тронула тень улыбки. — Ты с ума сошел, Назар, так играть… хороша бы я была, накинув боевую шкуру посреди выступления!
Они отошли в тень от освещенной стоянки.
— Прости. Я никогда не думаю, о чем буду играть, когда беру смычок. Только потом…
— Ты меня вытащил, чтобы я остыла? — Моряна уже пришла в себя и улыбнулась явственно; на щеках от улыбки образовались ямочки.
— Мне самому надо было остыть, — Назар смотрел на свои руки: пальцы мелко дрожали. — Еще один раз, и Жажда мне гарантирована. Скажи, хоть было красиво?
— Не знаю. Я не слышу музыку, когда танцую, я ее чувствую, вот как… Помнишь, ты мне рассказывал про Зов? Но им, — моряна кивнула на клуб, — им понравилось.
— Это не показатель… Давай немного пройдемся?
Камита кивнула, и они медленно направились в глубь парка. Давно стемнело, алые клены казались черными. Лишенные листьев верхушки тополей казались нарисованными тушью по глади студеного неба. От земли тянуло зябкой сыростью.
— Однажды я сыграю только для тебя, и ты мне скажешь, хорошо это или как.
— Однажды я станцую только для тебя, — тон моряны был серьезен, но в глазах плясали смешинки, — и ты мне скажешь, как я замечательно танцую.
— И сколько мы уже обещаем это друг другу? — засмеялся Треми.
— Долго, — шутливо протянула она, темный взгляд блеснул из-под ресниц, и моряна вдруг посерьезнела. Некоторое время они шли в молчании. Огни «Ящеррицы» давно скрылись за деревьями. Прошелестел и стих ветер.
— Я сыграю тебе выбор. Еще не знаю, как он зазвучит, но это будет выбор, совершенно точно.
Теперь в ее глазах не было ни следа улыбки.
— Какой выбор?
— Между… — Назар запнулся, увидев, как меняется ее взгляд, устремленный за его плечо, как вспыхивают в глазах зеленые огоньки, и запоздало почувствовал опасность.
— Истинные Луминар!
В последний момент Камита успела дернуть Назара на себя, меняя мгновенную смерть на смерть отсроченную, и лезвие катаны, едва не отрубив масану голову, глубоко рассекло плечо и грудь.
Ветер пах персиками — одуряюще, страшно. Ветви танцевали под ветром, вторя пляске смерти оборотня в боевой шкуре, чудовища, что секунду назад было женщиной.
Под упавшим Назаром качалась, танцевала земля.
«Луминар. Саббат. Я истекаю кровью. Их четверо. Они убьют Камиту».
Свист воздуха под клинком. Хрип чьего-то разорванного горла. Гравий царапает щеку.
Холод, холодно, холоднее крови масана.
Музыка, вечно звучащая в душе Назара Треми, взвилась крещендо.
— Мы все в «Ящеррице» услышали его Зов, — Захар смотрел в пустоту, вновь переживая давние события. — Я, Дементий, Лазарь и Шарлотта, другие… мы пришли почти сразу, но все равно опоздали: в парке уже не с кем было сражаться. Назара мы отправили в Обитель, Камита погибла. Но тех четверых она забрала с собой. — Лицо епископа заледенело, губы скривила злая усмешка. — Эта атака была началом очередного набега Саббат. Это был самый короткий из их набегов. Птиций, а вы что тут делаете?
Конец, подсевший за столик во время рассказа, побледнел и издал неопределенный придушенный звук, призывая не обращать на него внимания.
Епископ опомнился.
— Прошу извинить. Я несколько увлекся. Впрочем, даже хорошо, что вы здесь. Птиций, вы должны понять, что не сможете поставить «Танец миражей» под запись. А если позовете альтиста… Сутью номера была импровизация. И музыка, и танец рождались тут же, на глазах зрителей. Каждый раз новый танец, каждый раз иная музыка. Без единой репетиции. Помню, на Тотализаторе даже принимали ставки…
Моряна и конец смотрели потрясенно.
— Это невозможно, — наконец выговорила Дита.
— Это было. Если не сможете сделать лучше — откажитесь сразу. Птиций, вы пробовали пригласить Назара?
Управляющий фыркнул.
— Он и слушать меня не стал! Я такой гонорар даже Спящему не предложил бы за шоу «Открываю глаза», а он…
— Неудивительно, — в голосе епископа звякнули льдинки, и конец непонимающе осекся. — Деньги, Птиций, это не уважительная причина. А сейчас…
— Конечно-конечно, — цепочки на шее Птиция зазвенели. Он выбрался из-за стола и недоуменно остановился: Дита не тронулась с места.
— Захар, расскажите, что было дальше. Пожалуйста. Я тоже ездила к Назару Треми, и со мной он тоже не стал разговаривать, но… я хочу попробовать еще раз.
— Вы думаете, что, узнав историю до конца, найдете нужные слова?
— А вам бы хотелось, чтобы я их нашла?
Пальцы, стиснутые так, что побелели костяшки, выдавали ее волнение. Моряна не хотела сдаваться.
«Хотел бы я?»
Неизвестно, получится ли у Диты с Назаром, но нужное слово для Захара она отыскала. Двое Носферату, с которыми планировал встретиться епископ, вошли в зал, однако Треми коротким кивком попросил их подождать. Масаны направились к бару, и Захар продолжил:
— Назар сделал то же, что и многие на его месте — он решил отомстить. Воином он никогда не был, но за следующие два года научился вполне прилично обращаться с катаной. Не мастерски, но надежно. А главное, он трезво оценивал свои возможности. И когда он попросил разрешения участвовать в «походе очищения» на Стамбул, я не нашел повода отказать.
— Там Луминары?
— Нет, город держат Бруджа. Но Назару было безразлично…
Ночь за стенами Московской Обители была в самом разгаре. Продуваемая ветрами февральская ночь, и счастье, что не нужно никуда идти, что они вернулись живыми, что они сыты и поправляются от ран. Жаль тех, кто вернуться не смог, горько, что пришлось убивать братьев, но невеселые мысли подождут до завтра — там, за лишенной окон стеной.
В палате, где лежали четверо раненных во время «похода очищения» масанов, никто не собирался спать.
