Болото притихло. Нечем ему было крыть. Да и не такое уж оно оказалось мрачное, это болото, особенно когда солнце проглядывает сквозь облака и трава блестит росой. Зиро только сейчас обратил внимание на то, как много на болоте растет цветов. Как здорово поют птицы. Даже лягушки его не раздражали. Для множества живых тварей болото дом родной, и если человеку в болоте неуютно, это еще не значит, что болота не нужны. Это значит, что человек там не нужен – этой мыслью он поделился с Инфинити. Знаешь, после паузы продолжил он, я понял. Любовь всегда между строк. Она за словами. В промежутках между ними. В паузах. В многоточиях. В междометиях. В пробелах. А слова… Слова – это клетки, в которых умирают чувства. Едва сорвавшись с языка, кажется, что они не звучат как должно.
«Ой», – сказала Инфинити. – «Я что-то не то сказал?» – обеспокоенно спросил Зиро. Инфинити сказала, что нет-нет, все в порядке и с его словами, и с пробелами между ними, просто ей что-то попало в глаз. Она усиленно хлопала ресницами, и по хлопанью ресницами у нее был черный пояс. Когда Зиро наклонился к ее лицу, простодушно пытаясь разглядеть, что же там у нее такое в глазу, Инфинити встала на цыпочки и впилась ему в губы с такой силой, будто хотела высосать все его внутренности. Ее рука безошибочно нашла нужное в недрах армейских камуфлированных штанов, которые одолжил Зиро Вайзман, а Зиро пытался освободить ее грудь из плена лифчика. Она скользнула вниз по его телу, и ее губы сомкнулись на главном источнике мужской радости. Зиро бросил куртку на траву, Инфинити стянула свитер, и грудь ее наконец спаслась из темницы. Зиро лег на спину, она села на его бедра и глубокими толчками начала вгонять в себя новую жизнь. Он держал ее грудь на весу, одновременно нажимая на кнопочки сосков, словно старался передать некое важное сообщение всему миру. В его голове была только она, только ее глаза, только ее запах, который смешивался с ароматом каких-то синих цветов вокруг. Когда он чувствовал, что его сейчас накроет сладкой волной, она останавливалась и коротко целовала в губы, осторожно трогая их языком, и после этих интерлюдий их тела продолжали играть музыку жизни. Они развернули композицию, и Зиро довел дело до конца. Весь мир сладко дрогнул, сигнализируя об успешной пересылке пакета генетических данных.
025. Национальный проект
– Какая она все-таки уродливая, – сказала Инфинити.
Она была права. Иглу трудно было назвать красивой. Величественной, да. Монументальной. Мрачной. Пугающей, нелепой – что угодно, только не красивой. У архитекторов, ее спроектировавших, на уме были только две вещи – устойчивость и функциональность. В результате у них получился этот архитектурный бастард, который они лицезрели сейчас во всей его спорной красе: дикая помесь ацтекских пирамид, шумерских зиккуратов и советского конструктивизма. Игла опиралась на ступенчатое пирамидальное основание, высотой этажей этак в двадцать. Вершина пирамиды аккуратно срезана, из нее выходила круглая башня, смахивающая вблизи на рыбью кость, из-за того, что она состояла из круглых колец, насаженных на ось через равные промежутки. (Такая форма, в виде радиатора, увеличивала площадь приема – Игла впитывала волны каждым сантиметром поверхности.) Венчала композицию главная антенна, блестящий штык, обросший антенными придатками, по высоте равный половине всего сооружения под ним.
Они остановились передохнуть в тени одного из циклопических датахранилищ. Зиро каким-то шестым чувством ощущал, как сотни тысяч тонн пленки, вся эта огромная масса данных в нем, давит на него, прибивает к земле. Весь этот чертов город превратился в гигантский носитель данных, думал он. Сколько лет мы жрали информацию, вешали ее на весах, как картошку, совершенно потеряв чувство меры, и теперь она стала жрать нас в ответ ненасытной пакмановской пастью. Может, как раз в этом датахране в результате экспериментов Вайзмана и родился Пакман? Произошедшее в его доме, его рассказ до сих пор не укладывались в голове у Зиро. Новая форма жизни. Ожившая информация. Живой Пакман. Почему он убил своего создателя? Чего он хочет? Что у него на уме? Зиро смотрел на Иглу. Вайзман сказал, что он узнает ответ. Если он прав, он узнает его в Игле.
Серая башня, вызов гравитации, вызов здравому смыслу, пронзала облака, она подавляла гигантскими размерами, и трудно было поверить, что она дело рук человеческих, настолько она выглядела чужеродной, не от мира сего. Игла стояла в центре огромной паутины, высоченные ажурные опоры со всех сторон подводили к ней провода: туда энергию, оттуда информацию, и сознание расшифровывало их вибрацию как низкий ровный гул.
Зиро смотрел на Иглу, и в его взгляде не было радости. Визиты в Иглу вообще редко радовали; все это, как правило, было связано с хождениями «по инстанциям»: документы, справки, отчеты, налоги – как визит к стоматологу: хочешь не хочешь, а никуда не денешься. Тем не менее, Игла кормила. Игла защищала. Но теперь Зиро кожей ощущал исходящие от нее волны враждебности. Плохие предчувствия терзали его душу.
Посты охраны были брошены. Они пока никого не видели на антенном острове. Никого из около тридцати тысяч человек, обслуживавших этот информационный конгломерат – лишь камеры наружного наблюдения с детекторами движения провожали их взглядами блестящих стеклянных зрачков.
– Ладно, детка, – сказал Зиро и поднялся на ноги. – Остался последний рывок.
Большая автомобильная стоянка у подножия Иглы была почти пуста.
Они поднялись по лестнице к ее арочному входу. Автоматические двери приветливо разошлись в стороны, приглашая войти.
Пальцы Инфинити нервно поглаживали ручку Зои.
Зиро решительно вошел внутрь.
Под прицелом камер они прошли половину широкого, с высоким полукруглым потолком, серого коридора, на стенах висели информационные табло, где теперь был только Пакман. Зиро первый миновал цепь как будто неработающих турникетов. Инфинити шла за ним след в след, но неожиданно перед ней с клацаньем сомкнулись металлические воротца. Инфинити удивленно посмотрела на Зиро и занесла было ногу, чтобы переступить через препятствие, но в этот момент оглушающе заорала сирена, звуковую истерику поддержали красные лампы, и с потолка, буквально перед самым носом Зиро, рухнула толстая железная плита, разрезая коридор на две половины. Один за другим, с лязгом, на окна опускались бронированные ставни – сработала защита от проникновения.
Сирена смолкла.
– Черт! – Зиро ударил кулаком по бронированной преграде. – Я поищу другой вход! Не уходи далеко! – крикнул он, надеясь, что она его слышит.
Вместо ответа он услышал слабый, еле слышный стук с той стороны.
Некоторое время Зиро стоял, упершись лбом в холодный металл.
– А может, оно и к лучшему, – медленно сказал он и развернулся.
Коридор привел его в главную приемную, круглый зал – прямо по курсу ряд окошек, помеченных разным цветом. Обычный алгоритм – ты приезжаешь в Иглу, выстаиваешь очередь в какое-нибудь из этих окошек, излагаешь свою проблему/просьбу ресепционисту, и если оно стоило того, тебе выдавали пропуск в соответствующий отдел. Шаги. Зиро обернулся, из дальнего угла зала в его направлении двигались двое с выставленными вперед руками. Зиро тихонько чертыхнулся. И здесь они. Значит, сонная эпидемия не обошла стороной Иглу, как он надеялся. К нему шли двое спящих охранников, с дубинками и тазерами на ремнях, с одной стороны и какой-то мужик в костюме с другой. Зомби едва переставляли ноги, их скорость заметно упала по сравнению с началом эпидемии. Значит, они все-таки уставали. В стене с окошками открылась дверь. Еще один. Точнее, одна. Это была женщина.
