Выскочив наружу, он остановился, бессмысленно озираясь. Потом сжал ладонями виски и двинулся куда-то вдоль тротуарного бордюра.
Глава 17
«Подумаешь, полоумный старикан! Подумаешь, голова в банке!» – уговаривал себя Бенджамиль Мэй, шагая вдоль обочины тротуара.
От пережитого испуга хмель почти без остатка улетучился из его головы, а вечерняя прохлада постепенно утихомирила готовый сорваться в тартарары рассудок. Бенджамиль уже почти убедил себя в том, что нет ничего ужасного в какой-то там заспиртованной голове. Более того, он понимал, что лучше всего вернуться к дверям храма, где его должен искать человек, посланный Максудом, но непослушные ноги продолжали нести его прочь. Куда угодно, только бы подальше от безумного старикашки, подальше от искусственных членов, от головы в банке. И он бездумно продолжал идти навстречу сгущавшимся сумеркам, пока позади не раздалось нарастающее гудение мотора. Какая-то машина быстро нагоняла Бенджамиля. На мгновение у него возникло желание броситься наутек, но он справился с секундной слабостью и ни на йоту не ускорил шаги. Раздался знакомый гудок, Бенджамиль оглянулся и сначала увидел залепленные скотчем фары, потом улыбающуюся физиономию Джавида с сигаретой в зубах.
– Хорошо, что я тебя нагнал, – распахивая дверцу, сказал Джавид. – А то Макс с меня шкуру бы спустил к долбаной матери. Садись скорее.
Бенджамиль залез на сиденье, и они сразу тронулись. Желтоватый уютный свет фар прыгал по глубоким асфальтовым трещинам. Сумерки вокруг как-то сразу сгустились, и Бенджамиль, почти успокоившись, думал: экая важность – голова в банке. Джавид весело крутил руль и говорил, не выпуская из зубов жеваную сигарету:
– А я, как Макс приказал, сначала заехал в храм. Девки Господние возятся с преподобным, преподобный напричащался так, что одной ногой уже на пресветлой радуге, лыка не вяжет абсолютно, о мирском говорить не может, зато всякие пророчества из него так и валятся. Девки мне говорят: «Он ушел уже навроде». Ну, я за руль. По какой дороге ехать, думаю. – По короткой или по длинной? Кинул монету – вышло по длинной. Вот тебя и догнал. Пособил, значит, Господь! А ты, пульпер, еще тот оттопырок! По Алихаусу ходить в буфовском трэнчике! Святая Богоматерь! Хорошо, что я тебя догнал…
Бенджамиль слушал, улыбался и думал о том, что он вообще не знал, в какой стороне находится дом Максуда. А еще он думал, что заспиртованная голова – в сущности, пустяк.
Джавид остановил машину возле трехэтажного дома, сплошь разрисованного крестами вперемешку с горящими машинами.
– Вот этот подъезд, третий этаж, квартира номер одиннадцать, – сказал он, сплевывая в темноту и закуривая новую сигарету. – Курить будешь?
Бенджамиль покачал головой.
– Макс тоже редко курит, – сказал Джавид то ли с сожалением, то ли с завистью. – Ладно, бывай, Бен. – Он протянул руки традиционным крестом. – Максу не говори, что я опоздал, ладно?
– Ладно, – пообещал Бен, пожимая крепкие ладони.
Молодой ситтер хлопнул дверкой, бибикнул и укатил, а Бен вошел в хорошо освещенный подъезд, разрисованный все теми же крестами и машинами. Он поднялся на третий этаж, у двери номер одиннадцать остановился, по привычке поискал глазами панель интеркома и, не найдя, постучал костяшками пальцев.
– Входи! – крикнул изнутри голос Максуда.
Бенджамиль толкнул дверь и вошел в просторную неприбранную комнату с высоким потолком. Максуд в пыльных ботинках возлежал на смятой постели. Он курил, задумчиво выпячивая подбородок. В комнате пахло затхлостью и табачным дымом. При виде Бена Максуд радостно улыбнулся и привел себя в вертикальное положение.
– Ну наконец-то! – сказал он. – Я уж думал, преподобный тебя в церкви оставил причащаться. Кстати, никогда не стучись в двери, здесь это не принято. У нас закрывают двери, только когда хотят потрахаться, да и то не всегда.
Максуд хохотнул и быстро поднялся на ноги. Подойдя к столу, заставленному грязной посудой, он ткнул дымящийся окурок в одну из тарелок.
– О чем толковали с преподобным?
– Да так, – уклончиво ответил Бен. – О каком-то разрушителе, о хаосе, о зачатом на востоке солнце, которое почему-то всходит на западе.
Максуд удивленно приподнял брови.
– Про солнце и хаос – это из Великого Откровения, – сказал он, быстро взглянув на товарища. – Кое-кто думает, что это сказано про русских из Байкальской Автономии, вроде как именно они затеют великую свару.
– Они ж сейчас смирные, – с сомнением сказал Бен. – Сидят в своей Сибири, никого не трогают. Чайники их здорово поприжали.
– Вот уж не знаю. – Максуд ухмыльнулся. – Сам я с русскими не встречался, но яфат несколько раз проворачивал с ними дела, он и еще Салех Мышеловка. И оба они говорят, что им пальца в рот не клади, откусят по локоть. Русские давно интересуются перспективными разработками в военной сфере. Так что насчет подлянки у них не заржавеет.
– Кинуть подлянку, – задумчиво повторил Бен. – Может быть, ты и прав… Кинуть подлянку чайникам…
В голове вертелось что-то важное, что-то созвучное со словами Макса, какое-то совсем недавнее неуловимое воспоминание.
– И чем же кончилась ваша беседа? – с интересом спросил Максуд.
Бен пожал плечами:
– Да так… он меня благословил, и я… – Бенджамиль едва не сказал «пошел», но вовремя спохватился, – и тут Джавид приехал.
Максуд кивнул с самым серьезным видом:
– Выпить хочешь?
– Не помешает, – неожиданно для самого себя сказал Бен.
Максуд порылся на столе, выбрал пару стаканчиков и достал из кармана плоскую блестящую фляжку. В этот раз жидкость была не коричневой, а прозрачной и пахла остро и терпко. О первого глотка у Бенджамиля перехватило дыхание, на глаза навернулись слезы. От второго глотка потеплело на сердце, а от третьего голова под креслом пророка начала действительно казаться чем-то неважным. Максуд похлопал Бена по плечу:
– На вот, закуси. – Он протянул Бену плоскую жестяную банку, предварительно выхватив из нее пальцами серый блестящий пластик.
В банке плотным полукольцом лежали ломтики консервированной рыбы. Весьма дорогое лакомство. Хотя для Максуда консервированная рыба, похоже, не являлась чем-то особенным. Бенджамиль огляделся в поисках вилки, не нашел ничего подходящего и по примеру своего фатара полез в банку пальцами.
– Час назад я был у яфата, – говорил Максуд, с наслаждением двигая челюстями. – Он объявляет большую войну с Кабуки. Теперь, когда дело сделано, я могу говорить об этом прямо. Кабуки в последнее время начали часто становиться на нашей дороге, теперь им п…ец. Я не могу посвящать тебя во все тонкости политики, но в десять яфат ждет нас на военном совете. Ты тоже приглашен, и мы уже слегка опаздываем.
Мэй едва не подавился пряным волокнистым кусочком.
