– Скажу непременно, – с ледяной любезностью ответил Хейдин.
– Местьер Хейдин, тут что-то не так, – зашептал Франшен Рекля, когда они шли к своему шатру. – Я смог уловить магическую эманацию этого воина. Его аура очень сильна, но она не такая, как у окружающих. Этот воин не такой, как мы.
– Так и есть, Франшен. Он пришел из-за круга. Поэтому только Ратислав может с ним сражаться. Других поединщиков он убьет не напрягаясь.
– А Ратислава?
– Надеюсь, что нет… Что-то еще?
– Над имперским воином черный венец.
– Что это значит?
– Ореол темной Силы. При нем находится какой-то могущественный талисман, насыщенный энергией Темного мира.
– Приятное известие! И что же делать?
– Надо просить Заряту, чтобы он дал Силу Ратиславу. Дракон это может.
– Хорошо, сейчас придем и поговорим.
Они прошли между воинскими шатрами и вскоре оказались у юрты. Руменика кормила Габара хлебом с ладони. Хейдин заметил, что глаза у девушки красные и заплаканные.
– Как он? – спросил ортландец.
– Молится, – лаэданка отвернулась и всхлипнула.
Ратислав был в юрте один. Он стоял на коленях; губы его шевелились, глаза были закрыты. Юноша уже облачился в кольчугу и виллехенский шишак, купленный в Феннгаре, только меч пока лежал на кошме у ног юноши. Хейдин подошел и положил руку на плечо русича. Ратислав вздрогнул, поднял голову.
– Сказал? – спросил он.
– Сказал. Белый воин будет драться.
– Оно и славно. Как думаешь, дядя Хейдин, побью его?
– Непременно побьешь. На этом гордеце навешано столько железа, что он будет громыхать при ходьбе, как телега, груженная медными тазами. В такую жару он быстро запреет в своих доспехах. Главное, держи дыхание, все время перемещайся и не позволяй гневу овладеть собой. Он выбрал бой на мечах, значит, надеется не на силу, а на мастерство. Измотай его хорошенько, а потом вышиби из него мозги.
– Дядя Хейдин…
– Погоди, я еще не все сказал. Не пытайся все время отражать удары щитом. Лучше уходи от его выпадов. Подставишь щит под сильный удар – рискуешь сломать руку. Поэтому отражай им только колющие выпады и лишь в крайнем случае – рубящие удары.
– Дядя Хейдин!
– Будь предельно внимателен, не зевай. И какой я тебе, к вордланам, дядя? Просто Хейдин, понял?
– Понял. Я тебе про Руменику хочу сказать.
– Что сказать? Что-то не так?
– Она и я… словом, мы нынче ночью…
– А вот об этом не думай, заклинаю всеми богами! Не думай ни о ком и ни о чем. Даже о Руменике, даже о своей любви. Позволишь страху войти в душу, тебе конец. Забудь обо всем. У тебя нет ни прошлого, ни будущего. Есть только бой, в котором надо победить.
– Добро, Хейдин. Все понял, как святую молитву.
К месту поединка бойцы прибыли верхами. Ратислава сопровождали Руменика, Липка и Хейдин, фон Гриппена – два латника; один вез его оружие, другой держал знамя с ливонским крестом. Для судей поставили навес, а под ним – скамьи. Эрл Борнах, маршал ди Мерат, командиры лаэданского войска и начальники армии сидов заняли здесь свои места, сев рядышком, будто старые добрые друзья. Здесь же посадили Франшена Рекля; включить его в состав трибунала предложили сиды, которые сочли присутствие вилкана в высоком жюри более чем уместным. Ученый мастер был невероятно горд этому и просто светился от счастья. И лишь один из выбранных судей приготовился наблюдать поединок с другого места. Возвращенный дракон, Гаэрен, Свет Зари, устроился на пригорке позади боевых порядков волахов, будто опекая их маленькую армию. Тысячи глаз продолжали смотреть на дракона с изумлением – уж очень трудно было привыкнуть к мысли, что после пятисот лет Страж Силы вернулся и теперь делает то, что и должны были всегда делать драконы, помогает восстановить мир и справедливость. Само присутствие дракона делало поединок особенно значительным. И многим из зрителей казалось, что они будто возвратились в те легендарные времена, когда великие герои решали судьбы целых империй и сами боги благоволили им и направляли их руку.
Зарята между тем сильно переживал. Он не мог ничем помочь Ратиславу, и это огорчало дракона. Так огорчало, что он ежеминутно вздыхал, выпуская клубы горячего дыма. Наблюдая, как Ратислав в сопровождении своих секундантов едет к месту поединка, Зарята яростно скреб когтями камень, на котором сидел, и давал себе клятвы посчитаться с ведьмой, наделившей противника Ратислава каролитовым перстнем.
Между тем бойцы спешились и двинулись навстречу друг другу. Жоэль ап-Риан, выбранный маршалом поединка, подошел к ним.
– Это честный поединок, – сказал сид. – Вы знаете правила. Вы вольны защищать свою жизнь тем оружием, которое выбрали. Вы вольны решать судьбу поверженного противника: Прошу лишь – будьте милосердны. Не изменили ли вы своего решения драться?
– Нет, – сказал ливонец.
– Нет, – эхом ответил Ратислав.
– Павший будет похоронен с почестями, – сказал Жоэль ап-Риан. – Сторона, за которую бьется победитель, будет объявлена правой. Трибунал проследит за тем, чтобы все условия этой стороны были выполнены. Готовы ли бойцы?
– Я готов, – сказал Ратислав.
– Мальчишка! – усмехнулся крестоносец. Оруженосец подал ему шлем. Фон Гриппен затянул ремни шлема, потом взял у оруженосца щит и меч. – Ich werde Dich, Hundhen, toten!
[4]
Ратислав промолчал. Он увидел нечто, пробудившее в нем суеверный страх. На шлеме рыцаря красовался странный плюмаж – белокурая женская коса, оправленная у маковки шлема в фигурное золотое кольцо. Где, когда он мог видеть подобное? Ратислава будто обдало холодом. Липка что-то говорила ему про воина с косой на шлеме. Вот и сбылось реченное! Он почувствовал предательскую слабость в ногах, оглянулся, встретил ободряющий взгляд Хейдина, потом увидел Руменику. Девушка была бледной, но в глазах ее были свет и надежда. Однажды она уже пережила нечто подобное, когда Акун в Торжке защищал ее и себя, потребовав поля. Но Акун был опытным воином, скроллингом. А Ратислав… Он ведь еще мальчишка, сильный, храбрый – и такой бесконечно родной! И хотя ее сердце рвалось на части от тревоги, Руменика улыбнулась. Шепнула: «Люблю тебя!» Поцеловала свои пальцы и направила их в его сторону. И Ратислав приободрился – он больше не чувствовал себя одиноким.
«Буду драться заради нее, – подумал Ратислав. – Жизнь отдам, а завалю рыцаря!»
Липка тоже увидела белокурую косу на шлеме рыцаря и задрожала всем телом, так, что обнявший ее Хейдин ощутил эту дрожь.
– Что с тобой, любимая? – спросил он.
– Пустое, сокол мой. Это от заботы о Ратиславе…
