Флейр потянулся вперед и резко ударил чиновника по шее. Что-то громко хрустнуло. Чиновник тут же обмяк в кресле, а его голова бессильно свесилась набок.
— Я почему-то был уверен, что вы так и скажете.
Стоявший на другом конце зала уорлдсингер попятился. Ноги сами понесли его к выходу, туда, где застыли в карауле два гвардейца.
— Вы убили его!
— Весьма сожалею, — ответил Флейр. — Вот только я сомневаюсь, что его кто-то хватится. В отличие от тебя, Бланди. Твое исчезновение наделает в ордене слишком много шума.
Уорлдсингер выбросил вперед руку и, покачиваясь и направляя магию в сторону Флейра, начал читать заклинание. Увы, попытка оказалась безуспешной, с капитаном ничего не произошло. Тот стоял на своем прежнем месте, спокойный и несокрушимый как скала.
— Вы!..
— Я должен был сгореть? — спросил капитан и похлопал себя по торку, обвивавшему его шею. — Неужели все эти мерзкие руны, все эти чары, которыми мой торк набит по завязку в ожидании той минуты, когда он разорвет меня на части, дали осечку? Я видел, как тебе подобные как-то раз привели в действие эту штуку, которая была нацеплена на одном из нас, меченых, — на женщине. А ты, уорлдсингер, тебе случалось видеть такое? Я до сих пор помню, как глаза этой несчастной, вырвавшись из орбит, шипели на холодном снегу. Вы могли бы назвать ее дегенераткой, для меня же она была испуганной юной женщиной, которая убежала с поля боя, будучи не в силах видеть вокруг себя трупы и вдыхать запах смерти. Такого жизненного опыта не пожелаешь и врагу!
— Только уорлдсингер способен снять заклятие с торка.
— Так принято думать, — согласился Флейр, сопроводив свои слова кивком. — Конечно, хотя у нас самое большинство количество меченых, Шакалия не единственная страна, где имеются уорлдсингеры.
Один из гвардейцев открыл дверь и впустил в зал существо ростом с граспера. Это был один из злосчастных узников Хоклэмского приюта.
— Вы сошли с ума, капитан! Где защитный костюм этого парня? Где сопровождающие уорлдсингеры?
— Ты имеешь в виду оковы? Ах да, забыл, сегодня же день стирки! Что касается охранников, то позволь мне показать тебе, что с ними случилось…
Голова уорлдсингера дернулась, из носа хлынула кровь — это разум безумного создания вторгся в его мозг. Один из гвардейцев подскочил к уорлдсингеру сзади и, крепко схватив за руки, зажал ему рот.
— Он мне нравится, — сообщил уродец, погладив волшебника по груди и рукам. — Сильный, молодой.
— Ты знаешь, брат, что нужно сделать, — напомнил ему Флейр.
— Ты так добр ко мне, брат.
Раздался хлопок, и нижняя челюсть уродца упала на пол, а сам меченый вскочил на плечи дрожащему уорлдсингеру. Отчаянно сопротивляясь, Бланди попытался сбросить с себя уродца и высвободиться, однако противник оказался намного сильнее его. Фей навалился уорлдсингеру на плечи, и голова Бланди тут же исчезла. Это фейбрид, широко раскрыв рот, мгновенно засосал ее внутрь. Уорлдсингера словно волной накрыло телом меченого, и вскоре два существа слились в единое целое. Уорлдсингер, уже переставший быть собой, полетел на пол, не устояв на ногах, словно новорожденный теленок, который пытается сделать первые шаги. «Бланди» прислонился к стене, тяжело дыша.
— Ты закончил? — поинтересовался Флейр.
Новоявленный Бланди одной рукой погладил себя по затылку, а второй ощупал пах.
— Закончил. Все получилось. Это тело прослужит мне долгие месяцы.
— Неплохо, — похвалил капитан.
Хоггстон спускался вниз по винтовой лестнице прямо в глубины Хэм-Ярда.
— Это действительно важно, инспектор Резон?
— В политической полиции думают так же, Первый Страж. С тех пор, как он был пойман, мы ответили отказом на все просьбы о его переводе в другую тюрьму.
— Знаю, — ответил Хоггстон. — Как думаешь, когда прекратятся жалобы на политическую полицию?
Инспектор Резон подошел к блоку переключателей. Расположенные внизу газовые фонари тотчас ожили, и в их неровном свете стали видны уходящие вниз ступени.
— Здесь давно следовало установить лифт, — заметил Хоггстон.
— Когда вы были моложе, Первый Страж, лишние движения вас не слишком напрягали.
— Тогда я засовывал брошюрки под двери домов в трущобах Дризелвелла, мерился силами на полемических дубинках с молодыми щеголями-левеллерами.
Инспектор улыбнулся.
— А я был молодым неопытным полицейским, пытавшимся ловить карманников и разгонять на улицах толпы бездельников.
— Мы оба прошли славный путь с тех времен, — признал Хоггстон.
— Верно, Первый Страж, большой и славный путь. Я прошу вас не думать, будто я не испытываю благодарности за те услуги, которые вы мне оказывали.
— Это доброе дело — пригласить местного полицейского на чашечку каффиля, как когда-то говаривала моя матушка.
— Она всегда делала его чересчур сладким, — вспомнил инспектор. — Хотя я не припомню, чтобы кто-то жаловался.
— Дешевый джин убивает ощущение вкуса. Сладость — единственное, что остается.
— Сейчас я воздерживаюсь от крепких напитков, — признался полицейский.
— Что именно политическая полиция не включила в отчет?
— То, что его взяли в первую очередь мы, а не они. Хотя, по правде говоря, нам просто подфартило, что мы вышли на его след.
— Он когда-нибудь общался со смутьянами из доков?
— Осмелюсь сказать, некоторые из них, как и он, когда-то были компатриотами. Но он напрямую не связан с новым заговором.
— Этих новых революционеров непременно нужно разоблачить, — веско произнес Хоггстон. — Я не потерплю, чтобы их зараза плодилась на моих улицах и подрывала наш авторитет.
— Согласен, — произнес инспектор. — Я видел отчеты моих полицейских, касающихся ночных дежурств. Все, как один, до смерти перепуганы увиденным. Роты уорлдсингеров и гвардейцев гнали по городским трущобам целое стадо жутких созданий.
— Это не должно дойти до Док-стрит, — приказал Хоггстон.
— Если так будет продолжаться и дальше, газетчики очень скоро пронюхают о вашем приходе сюда, — ответил инспектор Резон. — Смею ли я предположить, что вы лишь потому согласились на мое предложение придти, что у ваших друзей больше нет никаких полезных сведений?
— Ты еще скажешь, что они охотятся за привидениями, — огрызнулся Хоггстон. — Лучше давай поговорим о твоем пленнике. Он действительно был печатником?
— Да. Работал на Хокс-сквер, где, если не ошибаюсь, печатали этикетки для тоника. Мы арестовали его на основании доноса, что он выполняет левые заказы. Донос оказался верным. У него нашли полные ящики дагерротипных снимков непристойного содержания. Их было так много, что цензурному комитету Гринхолла потребовалось бы много недель для их изучения. По всей видимости, на него настучала одна из девиц-натурщиц — наверное, какие-то разногласия художественного свойства.
