Мальчик ставит пустой стакан рядом с двумя другими.
Человек выпрямляет ноги, встает, застегивая пальто.
Мальчик протягивает руку. Два пальца прикасаются к часам, которые человек носит на левом запястье. Рот мальчика приоткрывается, будто он хочет что-то сказать.
– Время?
Что-то шевелится в лишенных выражения карих безднах глаз мальчика. Часы старинные, добыты у специалиста-дилера в одной из укрепленных аркад Сингапура. Это артиллерийские часы. Они говорят человеку о сражениях иных времен. Они напоминают ему о том, что любое сражение однажды станет таким же смутным воспоминанием и что лишь мгновение имеет значение, что мгновение абсолютно.
Познавший истину воин идет в битву, как на похороны любимой, да и как может быть иначе?
Мальчик наклоняется вперед; то, что таится в его глазах, видят только часы.
Человек размышляет о тех двоих, оставленных им этим вечером на мосту. Охотники в своем роде, отныне для них охота закончилась. И этот, третий, следующий за ними по пятам. Чтобы подбирать объедки.
– Тебе нравится?
Никакой реакции. Ничто не способно сломать концентрацию, связь между тем, что всплыло из бездн глаз мальчика, и аскетическим черным циферблатом наручных часов.
Дао делает ход.
Человек расстегивает стальную скобу, скрепляющую браслет. Он отдает часы мальчику. Он делает это, не раздумывая. Он делает это с той же бездумной уверенностью, с какой чуть раньше убивал. Он делает это, потому что так нужно, потому что так правильно поступить; потому, что жизнь его бьется в такт с дао.
Нет никакой нужды прощаться.
Он уходит от мальчика, оставленного навеки в созерцании черного циферблата и стрелок.
Он уходит сейчас. Мгновение — в равновесии.
10. АМЕРИКАНСКИЙ АКРОПОЛЬ
Райделл все-таки сумел настроить бразильские очки на фрагмент схемы Сан-Франциско, но ему еще требовалось узнать от Кридмора, как добраться до гаража, где они собирались оставить "хокер-аиши". Кридмор, разбуженный Райделлом, казалось, не сразу уяснил, кто такой, собственно, сам Райделл, но похвально быстро начал соображать. Взяв консультацию у сложенной пополам визитной карточки, извлеченной из "часового" кармана джинсов, он четко разузнал, куда нужно двигать.
Это было старое здание в районе, где подобные строения обыкновенно преображались в резиденции, но густота колючей проволоки намекала, что эта территория до сих пор не обуржуазилась. Вход контролировала пара "шкафов" со значками фирмы "Универсал", занимавшейся в основном обычной охраной промышленных объектов. "Шкафы" размещались в офисе у ворот и смотрели канал "Реальность-1" на плоском экране, подпертом огромной стальной пластиной, у которой был такой вид, будто по каждому ее квадратному дюйму прошлись большим отбойным молотком. Одноразовые кофейные чашки и пищевые контейнеры из белой пены. Все это показалось Райделлу по-домашнему родным, и он прикинул, что скоро там должна быть пересменка, в семь утра. Не такая уж дурная, наверное, работенка, бывает и хуже.
– Ставим на временную стоянку, — сказал им Райделл.
На плоском экране был виден олень. За ним — знакомые очертания заброшенных небоскребов центра Детройта. Логотип "Реальности" в нижнем правом углу дал ему нужный контекст: одно из этих шоу о природе.
Ему дали список, чтобы он ткнул в номер предварительного заказа, записанный у Кридмора на бумажке, и оказалось, что за стоянку уплачено. Его заставили расписаться прямо там же, рядом с номером. Сказали поставить тачку на место номер двадцать три, уровень шесть. Он вышел из офиса, забрался обратно в "хокер", рванул вверх по скату, мокрые шины визгнули по бетону.
Кридмор проводил операцию по наведению лоска, глядя в подсвеченное зеркальце за противосолнечным забралом на пассажирском месте. Операция состояла из многократного прочесывания волос пальцами, вытирания пальцев о джинсы, потом растирания глаз. Затем он оценил результаты.
– Самое время выпить, — обратился он к отражению своих налитых кровью буркал.
– Семь утра, — сказал Райделл.
– О чем я и говорю, — сказал Кридмор, откинув забрало обратно наверх.
Райделл нашел номер двадцать три, написанный краской на бетоне, между двух неизвестных транспортных средств, задрапированных в чехлы. Он осторожно втиснул "хокер" меж ними и начал отключать машину. Он был способен проделать это, не обращаясь к меню подсказок.
Кридмор вылез наружу и отошел помочиться на чью-то шину.
Райделл проверил салон — убедиться, что они ничего не оставили, расстегнул ремень безопасности, потянулся, чтобы закрыть пассажирскую дверь, дистанционно открыл багажник, открыл дверь водителя, проверил, не забыл ли ключи, вышел и захлопнул дверь.
– Эй, Бьюэлл! Твой приятель собирается забрать ее отсюда, я правильно понял? — Райделл вытаскивал свои вещи из странно узкого багажника "хокер-аиши", чем-то похожего на младенческий гробик. Больше там ничего не было, и Райделл решил, что Кридмор, видимо, пустился в вояж без багажа.
– Нет, — сказал Кридмор, — они бросят ее здесь пылиться к чертовой бабушке. — Он застегивал ширинку.
– Тогда я отдам ключи тем парням из "Универсала", шестью этажами ниже, ладно?
– Нет, — сказал Кридмор, — ты отдашь их мне.
– Я расписался, — ответил Райделл.
– Дай их сюда.
– Бьюэлл, данное транспортное средство теперь находится под моей ответственностью. Я расписался за это.
Он захлопнул багажник, активировал системы безопасности.
– Пожалуйста, отойдите на шаг, — сказала "хокер-аиши". — Уважайте мои частные границы так же, как я уважаю ваши. — У нее был красивый, странновато-бесполый голос, нежный, но жесткий.
Райделл отступил на шаг, потом еще на один.
– Это машина моего друга и ключи моего друга, и мне надо отдать их ему. — Кридмор положил руку на большую ковбойскую пряжку, как на штурвал персонального корабля-государства, но вид у него был неуверенный, словно похмелье обессилело его.
– Просто скажи ему, что ключи будут здесь. Просто так скажи. Так будет безопаснее. — Райделл закинул комплект на плечо и пошел вниз по скату, радуясь возможности размять ноги. Он оглянулся на Кридмора. — Увидимся, Бьюэлл.
– Сукин сын, — сказал Кридмор, хотя Райделл принял это, скорее, за обращение к миру, породившему Райделла, чем лично к себе самому. Кридмор казался в отключке, щурился под мутно-зелеными лентами освещения.
Райделл же продолжал шагать вниз по разбитой бетонной спирали парковочной площадки еще пять уровней, пока не наткнулся на офис у самого входа. "Шкафы" из "Универсала" сидели и пили кофе, досматривали конец своего шоу о природе. Теперь олень пробирался сквозь снег, снег, что косо летел по ветру, леденящему совершенные вертикали стен мертвого и монументального сердца Детройта, широкие черные зубцы кирпича, уходящие ввысь, чтобы исчезнуть в белесом небе.
